"Владимир Орлов. Нравится всем - выживают единицы" - читать интересную книгу автора

стены, подобрав под себя руки. Лацман не боялся смотреть в пол, шарить
взглядом под столом, рядом с которым сидел я. Его бледная шея сливалась по
цвету с обоями, и голова по этому казалась невесомой. Так дело примерно и
обстояло. Десять против одного, что, откатись она (голова) сейчас
куда-нибудь в сторону, Лацман не поменял бы позы, не пошевелился бы. Ему
надо отдать должное - он был в себе очень уверен. Поэтому, когда кто-нибудь
заходил в комнату, от него вдруг начинало разить луком или чем-то таким
желудочно- кишечным, но нельзя было сказать, что эта обстановка не в его
пользу. Когда же у Лацмана начинали гореть уши, он заметно оживлялся,
поднимал голову и взглядом отыскивал какой-нибудь предмет в комнате, который
ему мешал - будильник или, скажем, флакон лака для волос. Тогда было очень
трудно уговорить его, что эта вещь исправна, что она еще нужна. Но обычно он
сам как-то к этому возвращался и в опустевшей комнате звучала тихая песня:
От стены до стены
Три-четыре струны.
Я наполню штаны
И закрою краны.

89.

Я расслабленно отпустил ноги, и они повисли где-то на краю кушетки. Это
было необходимо сделать для их же безопасности. Я достал из кармана брюк
большое перламутровое яйцо (символ чего?), тщательно потер его о рукав
рубашки и посмотрел через него на свет. Яйцо оказалось непрозрачным, но
слишком твердым, чтобы запросто сжать его двумя пальцами. И еще я подумал,
что ему повезло, что оно покрыто таким составом, который не дает ему
тускнеть, даже в полной темноте. Я встал, стряхнул с себя эту странную
задумчивость и обнаружил, что на диване, на том месте, где я лежал остались
парящие пролежни. Я сел перед ним не колени и дотронулся рукой - он был
совсем еще теплым. "Вот. Давно ли он ушел? А все еще можно подумать, что он
здесь", - заметил я про себя. И в два рывка застелил диван покрывалом. Дверь
пружинисто отварилась, и я увидел дымящуюся пустоту за ней.
- Лацман, не прячься! Я знаю, что ты где-то здесь, - закричал я. Но в
ответ услышал только скрип откатывающейся двери.

90.

Должно быть, эта линия, которая разделяет полы моего пиджака пополам,
крепко сшита. И, пробираясь по комнате на четвереньках, я могу не заметить
надвигающегося опустошения. В одном только слове запрятаны такие не
бросающиеся в глаза моменты, как, скажем, увеличивающаяся ширина,
обвислость, легкосдираемость, что я совершенно определенно настаиваю в самом
себе, чтобы все это было смято, скомкано и заброшено в таз для грязного
белья как можно быстрее. То есть эти четвереньки, как бы взывающие, ничем
себя не умоляют, а скорее - знают себе цену, то есть и я в этом положении -
тоже. Я изучил уже повороты, раскачиваясь, как экскаватор или индийский
слоненок (тот самый - киплинговский), научился сдавать назад и сильно
прибавлять ход на участках покрытых паласом и свободных от мебели. Мне не
нужна эта возвышающаяся половина, и мой позвоночник не отклоняется от
движения.