"Владимир Викторович Орлов. И наступило - "после войны" (Эссе)" - читать интересную книгу автора

футбол и хоккей, но в футбол - консервными банками и тряпками, набитыми
ватой, а в хоккей - без коньков, в нашем переулке ни у кого не было коньков,
а коньки нам заменяли железные крюки, которыми мы зимой цеплялись за трамваи
и грузовики)... Калеки вокруг - слепые, глухие после контузий, безрукие,
безногие, на кожаных или деревянных культях... Тихие рассказы соседа по
парте Толика о том, как его дядя, повар по профессии, в сорок втором году
спятил, зарезал сестру, тетку Толика и пустил на котлеты... Боязнь
почтальонов - не принесли ли они похоронки соседям или родственникам
(квартиры в нашем доме были коммунальные, вдов и осиротевших в них
хватало)... Прически "под лысого" с короткой челкой (чтобы помочь в борьбе с
насекомыми, как-то постригли машинкой весь наш первый класс, а потом и
головы каждому помазали керосином)...
Но пришел день победы.
С утра я не пошел в школу. В нашем переулке стояла еще одна школа,
парадным выходом на 3-ю Мещанскую, новая, огромная, в четыре этажа, но -
закрытая, бывшая средняя, 245-я (через четверть века в ней стал учиться мой
сын). В войну в ней размещалась часть ПВХО. Все больше девушки,
обслуживавшие аэростаты. Квартировала там и музыкантская команда. Утром 9
мая девушки из ПВХО во всем чистом, в отглаженных юбках, в смазанных
сапожках маршировали по 3-й Мещанской. То в сторону Трифоновской, то в
сторону Садового кольца. И музыканты при них старались вовсю. Играли марши
Чернецкого и Иванова-Радкевича. Сворачивали и на булыжную мостовую
Напрудного переулка. А мы, ребятня, бегали за ними и кричали: "Победа!"
Потом сержант Драницын катал нас на союзном "виллисе"-амфибии по 3-й
Мещанской. Сержант Драницын был ухажер одной из жительниц нашего дома. Он
был шалый, беспечный и добрый малый (для нас - дяденька). Драницын катал по
3-й Мещанской ребятишек пятнадцать, то гнал, то делал развороты чуть ли не
на сто восемьдесят градусов, только что не переворачивался, а мы радостно
орали. И потом пришел с работы отец, и мы втроем, с матерью, отправились в
центр. Были и на Красной площади, и возле Большого театра, и на Манежной
(там выступал оркестр Утесова), и на улице Горького. Рассказывать в
подробностях о 9 мая нет нужды. Все описано и снято на пленку. Скажу только,
что такого дня более не было в моей жизни. Теперь поют: "Со слезами на
глазах". Может, и были слезы, но я их не помню. Это был день радостного
единения и единодушия. Случилось так, что все доброе, благородное,
счастливое, что есть в натурах и природе людей, но часто не имеет выхода,
выплеснулось, соединилось и создало общую ауру, общую энергию, общее
состояние, общую душу Москвы. В этой общей душе были и свобода, и удаль, и
как бы даже желание пуститься в пляс, и свершить несвершимое, и добро, и
справедливость, и счастье.
Это был день, после которого для нас наступило время "после войны".
И - не сразу, а через несколько лет - то, что казалось естественным и
единственно возможным, увиделось нам неестественным и вынужденным состоянием
человека. Но для этого нужен был день победы.
Вечно будут благодарны мои ровесники, дети войны, родине, взрослым,
погибшим и оставшимся в живых, отстоявшим наше существование. Ради этого я
писал эти слова.

1985