"Владимир Викторович Орлов. Субботники" - читать интересную книгу автора

нас?" - я все пребывал в удивлении. "Это не от зверей. И не от нас. И это не
совсем рубли. Это цифры. Но политические. И они дороже рублей. Это настрой и
общее движение. Кстати, кому была адресована культурная программа?" Я назвал
слушателей Болотина. "Так, так, запишем, - торопился Мысловатый, -
трудящиеся Гусь-Хрустальненского района Владимирской области, работники и
обитатели зоопарка, персонал московской милиции. Нет, не зря, не зря вы
попали нынче в бригадиры..."
Совсем было утек я из здания, однако у самого выхода меня изловил и
задержал Красс Захарович Болотин. Оказывается, пока я добывал бумагу,
заслуженная наша бригада никуда не разбрелась, а осела в буфете и
закусывает.
- В какие еще книжные магазины! - заревел Болотин. - Старшой всегда
ставит бригаде. Но коли хочешь, чтоб тебя занесли в выскочки, подпевалы и
надзиратели, тогда катись в свои магазины!
И меня сопроводили к столу.
- Вынимай из штанов все содержимое, - приказал Болотин. - И выкладывай.
Оставь три копейки на трамвай.
Я вынул и выложил.
За столом, вернее, за несколькими столами, сдвинутыми в один, сидели и
люди, ушедшие из зоопарка рано поутру по неотложным заботам (Петечка
Пыльников, пострел и оптимист, тут как тут), и люди, мне совершенно
неизвестные. Мужики из Гусь-Хрустального показались мне в их компании чуть
ли не родственниками. "Гуси вы мои хрустальные! - обнимал их Болотин. -
Бесценные мои!" Мужики были разной масти, и теперь их за столом называли
Гусь Белый и Гусь Рыжий. "Сила человек! - сказал мне доверительно Гусь
Рыжий. - И имя редкое. Героя гражданской войны. Маршала, что ли?" "Скорее,
генерала", - подумал я. "Говорят, против Деникина ходил, а потом был
репрессированный..." "Против Деникина вряд ли. Он с другой гражданской
войны, - сказал я. - Вы устройте поход в Большой театр, там этого Красса
танцует Марис Лиепа". Порывы мои тихим образом покинуть застолье тут же
пресекались, люди ехидные и вольнодумцы грозили и впрямь произвести меня в
карьеристы и надзиратели, люди мягконравные и без затей просто недоумевали,
как я могу прекратить наслаждение. Да еще и в такой день. Пили стремительно,
закусывали домашними бутербродами и сигаретным дымом. Гусь Белый теребил
Болотина и требовал, чтобы тот спел "Броня крепка, и танки наши быстры..."
"Это вы к Петечке обращайтесь, к Пыльникову, - мрачнел Красс Захарович, -
это ему в ресторанах отстегивают". Я без горячих закусок и в чехарде тостов
был уже нетверд в мыслях и нравственных решениях. Радостный галдеж вызвало
явление светской дамы Берсеньевой с кастрюлей вареной картошки в руках,
кастрюля курилась долиной гейзеров и благоухала. "Из дома, с пылу с жару! -
рекомендовала Берсеньева (уже в красной косынке и джинсовом комбинезоне). -
К вашим жарким сердцам!" Сейчас же возник начальник штаба Мысловатый. Ему
существенное наливали и протягивали, но куда важнее был ему я. "Я опросил
участников бригады, - быстро заговорил Мысловатый, - и в зоопарк звонил. Все
говорят: вы скромничаете. Не на пять рублей в человеко-час. А на десять! Вы
там горы своротили!" "Ну уж на десять", - поморщился я. "Что вы такой
скупой? Конечно, на десять! И еще, говорят, вы вступали в соревнование и
сотрудничество с трудовым коллективом соседнего НИИ". "Ну вступали", -
сказал я. "Что же вы раньше-то молчали! Это же обязательно надо отметить.
Кстати, и тут, наверное, есть человеко-часы? Итого на две с половиной тысячи