"Владимир Орлов. Бальмонт, Жизнь и поэзия " - читать интересную книгу автора

субъективистское отношение к жизни и искусству, отказ от объективных
критериев и ценностей и воинствующий эгоцентризм. "Принцип личности"
заключается, по Бальмонту, не в соотношении личного с общим, но в "отделеньи
от общего". Суть и назначение искусства - в "наслаждении созерцания",
благодаря которому за "очевидной внешностью" раскрывается "незримая жизнь" -
и мир становится "фантасмагорией, созданной вами".
В статье 1900 года "Элементарные слова о символической поэзии" Бальмонт
решал проблему искусства и в самом деле элементарно, зато вполне
категорически:
"Реалисты всегда являются простыми наблюдателями, символисты - всегда
мыслители. Реалисты охвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они
не видят ничего, символисты, отрешенные от реальной действительности, видят
в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь - из окна... Один еще в
рабстве у материи, другой ушел в сферу идеальности". Новой (символической)
поэзии, которую Бальмонт определяет как "психологическую лирику",
преемственно связанную с импрессионизмом, совершенно чужды "дидактические
задачи" Она "говорит исполненным намеков и недомолвок неясным голосом сирены
или глухим голосом сибиллы, вызывающим предчувствие". Однако, при всем том,
в поэзии должны свободно и органически сливаться "два содержания, скрытая
отвлеченность и очевидная красота". Несмотря на присутствие в нем утаенного
смысла, который надлежит разгадать, символическое произведение заключает в
себе еще и "непосредственное конкретное содержание", "богатое оттенками" и
"всегда законченное само по себе" существующее самостоятельно.
В этом признании за произведением искусства непосредственного и
конкретного содержания - черта, отделяющая импрессиониста Бальмонта от
символистов теургического толка, вроде Вяч. Иванова, для которого поэзия
служила только "тайнописью неизреченного" - и ничем больше. Бальмонт
навсегда остался чужд собственно философским, религиозно-мистическим,
теургическим интересам, объединявшим символистов "второй волны" (Вяч.
Иванов, Андрей Белый, молодой Блок): их эсхатологические чаяния и
защищавшееся ими понимание искусства как "творчества новой жизни" не имели
для него никакой притягательной силы. Также и "богоискательство"
Мережковского, 3. Гиппиус и их присных не только оставляло Бальмонта
совершенно равнодушным, но и вызывало с его стороны самый резкий протест.
Знаменательно, что не кто иной, как именно Вяч. Иванов отказывал Бальмонту в
праве называться символистом: "...у него нет ничего общего с модернизмом, он
совсем не символист, он вообще не характерен для нового направления нашей
поэзии". (...)
Излагая свое понимание "символической поэзии", Бальмонт видел в ней
прежде всего поиски "новых сочетаний мыслей, красок и звуков", а в самой
характеристике ее оставался, в общем, в пределах поэтики импрессионизма:
символическая поэзия "говорит своим особым языком, и это язык богат
интонациями; подобно музыке а живописи, она возбуждает в душе сложное
настроение, - более, чем другой род поэзии, трогает наши слуховые и
зрительные впечатления".
Эти общие установки были реализованы в трех центральных и лучших книгах
Бальмонта - "Горящие здания", "Будем как солнце" и "Только любовь",
вобравших стихи, написанные в 1899 - 1903 год.