"Андрей Орлов. Интервенция ("Харбинский экспресс" #2)" - читать интересную книгу автора

Однако! Но позвольте, кто ж такой будет этот самый Данила Филлипов?
Что-то несомненно знакомое.
Ответ вертелся где-то поблизости, но в руки никак не давался.
Старуха стояла перед Соповым в своих валенках, поправляя мешавшие
волосы, и что-то втолковывала, да только он не слушал.
Филлипов, Филлипов... что это за голубь такой?
Тут послышались шаги, скрипнула дверь.
Вошли двое: давешняя хозяйка и высокий, сутулый мужчина неясного
возраста. Одет чисто - в армяке и поддевке, суконные брюки заправлены в
сапоги. А вот лицом дурен - взгляд тусклый и неподвижный, а личность вся
бледная, истомленная. Волос расчесан тщательно и тоже обильно маслицем
смазан.
В общем, внешностью сей мужик был - точь-в-точь старуха с печи. Копия.
Только помоложе будет.
"Наверняка сын, - подумал Сопов. - А молодая баба, похоже, старухе
невесткой приходится".
- Доброго здоровьица тебе, путничек, - сказал хозяин. - Как добрался?
Не лихо ль в дороге пришлось?
- Лихо, - кратко ответил Клавдий Симеонович. Он решил про себя, что,
чем меньше станет болтать, тем лучше.
Хозяин скорбно покачал головой:
- Худо, худо. Но оградил все ж Господь, не попустил смерть принять. Так
что давай познакомимся, побеседуем. Как наречен-то, по имени-отчеству?
- Клавдием Симеоновичем.
- Ишь, какое имя-то у тебя кругленькое! Так на язычке и катается! -
порадовался хозяин. - Стало быть, и ты к нам наподобие колобка прикатился!
Видимо, этот оборот речи по здешним понятиям был уже вольностью - бабка
в углу зашикала, заворочалась.
А мужик улыбнулся. Сказал:
- Не серчайте, матушка-богородица, я это так, к слову. От радости. Уж
больно мне странничек наш к сердцу пришелся. И то сказать - эдакий путь
проделал! Вот, значит, как возжелал духа нашего свята!
"Матушка-богородица?!" - поразился Клавдий Симеонович.
Но дальше пошло еще интересней.
Хозяин повернулся к Сопову:
- Оченно мы за братьев своих духовных радеем. За тех, кто душою и
сердцем к нашенской вере стремится. Вот через то к тебе и сошла благодать.
"Радеем, - повторил про себя Сопов. - Интересно, о чем это?"
А хозяин меж тем повел речь о заблудших овечках, коих Господь приводит
в родную овчарню. О том, сколько на этом пути трудностей, - но зато и
награда великая тем, кто зла не убоится и себя на этой стезе превозможет.
Говорил он тихо, вкрадчиво, нарочито смиренно. Часто вздыхал и при этом
как-то нервически вздрагивал. Себя называл Кузьмой, а хозяйку - Капитолиной.
И были они, по его словам, "человечки божьи". Правда, Клавдий Симеонович
заметил, что, обращаясь к Капитолине, "божий человечек" Кузьма немножечко
напрягался. То ли побаивался ее, то ли еще что.
Короче, непонятный субъект. Весьма непонятный.
Сопов под этот монолог стал уж даже задремывать, но тут в речи хозяина
вновь проскочило знакомое слово, и сон мигом соскочил с Клавдия Симеоновича.
"Радения. Стоп! Да ведь это хлысты. Точно! И как же это я раньше не