"Свен Ортоли, Никола Витковски. Ванна Архимеда (Краткая мифология науки) " - читать интересную книгу автора

Соединенных Штатах вполне сопоставима, например, с ролью Александра Флеминга
в Великобритании, да и вне Западной Европы было немало героев. Если
рассматривать их в том же ключе, то выяснится, что арабская наука - куда
больше чем просто передаточное звено от Древней Греции к науке современной,
а математические традиции Индии или китайские технологии займут подобающее
место на самом переднем плане, в котором им так долго отказывала западная
культура. С другой стороны, свои мифы и у каждой эпохи. И если Бернар
Палисси больше не имеет чести быть представленным в книгах по истории, а
"утраченное звено" и вечное движение сегодня не вызывают особого интереса,
то Леонардо да Винчи, Альберт Эйнштейн и НЛО по-прежнему окружены вниманием
и почетом. Кроме того, на авансцену современной мифологии с триумфом вышли
проблемы хаоса с "эффектом бабочки", а также черные дыры и Большой взрыв.
Миф исчезает, только чтобы возродиться вновь, чтобы в беспрестанно
обновляющихся обличьях пересказывать нам одну и ту же повесть - о человеке и
природе, об ангеле и демоне, о Боге и Дьяволе.
Мифы всегда дуалистичны, а мифы научные дуалистичны в особенности.
Мифологизация диалога человека с природой, как станет ясно из дальнейшего,
неизменно колеблется между двумя полюсами, которые, если и меняют имя, не
меняют сути. Демон (Максвелла) противостоит Богу ("Да будет свет! И вот
явился Ньютон") или пророку (Менделееву), прах (грязное масло машин,
приземленность техники или "первоматерия" алхимиков) - чистоте математики,
тело - духу, хаос - порядку. Всякий Big Bang[1] подразумевает свою черную
дыру, а всякая магическая формула - свою атомную бомбу. А между двумя
крайностями зияет бездна сомнений и неуверенности, которую мы ни за что не
согласимся считать имеющей какое-то отношение к науке.
Ролан Барт подчеркивал: немало опасностей подстерегает мифолога. Миф
невозможно судить, поскольку само его существование доказывает, что он
нужен. А всякая попытка демифологизации, напротив, вызывает на себя шквал
безапелляционных обвинений в никчемности и незаметно оборачивается
психоанализом коллективного бессознательного, или, попросту говоря,
отступает перед доверчивостью и обскурантизмом неученого мира, легко
игнорирующего то обстоятельство, что научные мифы прежде всего получают
право на существование в научной же среде, их породившей.
Наиболее распространенное мнение заключается в том, что миф возникает в
известной степени с досады: досады от непонимания чего-либо, от ощущения
собственной исключительности из обмена идеями, от невозможности
насладиться - в силу отсутствия необходимого математического арсенала -
красотой великих теорий. И это мелкое, обыденное отчаяние выливается ни
много ни мало в воровство - образа или слова, яблока или фразы (все, мол,
относительно), немедленно преобразующихся и навсегда теряющих свой
изначальный смысл. Столь предосудительная манера обязывает более внимательно
отнестись к рождению и выстраиванию научных мифов. А возвращение к истокам,
разумеется, начинается с возвращения к основополагающим текстам.

Ложь во благо

Отвлекаясь от индивидуальных особенностей, различий в стилях и эпохах,
первое, что мы с удивлением обнаружим в исходных повествованиях, - это их
родовое сходство. Все они представляют собой либо обмирщенные версии Книги
Бытия, изобилующей яблоками и змеями, либо единоутробных братьев старых