"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

Азизяна. Теперь, когда обветшалые углы их фигур наверняка склеены скотчем,
им должно быть стыдно вдвойне. А Азизян тогда сидел на заборе и плевался. О
женитьбе он тогда еще не поговаривал, ограничивался просьбами "снять бабу",
после чего принимался шумно фантазировать, ссылаясь на порнографию,
постоянно находившуюся у него в разбитом портфеле, рядом с дубинкой на
случай незапланированной встречей с Хурдой.
Зато год спустя он, приметив одну лаборантку, станет поторапливать
свата Нападающего фразой, ставшей классической: "Ну шо - когда мы Капитонову
будем ебать?" Как-будто бы не так давно Нападающий повстречал невесту
Франкенштейна у окошка дурдомовской регистратуры и процитировал слова
влюбленного Азизяна, поднеся к языку давно севшую батарейку - "крону". Если
это, как говорится, не пиздеш.
А весной 78-го года мы с Нападающим заканчивали десятый класс. Я уже
догадывался, что сдавать экзамены мне, самому плохому ученику 51-ой школы,
не придется, и предвкушал начало рискованной, за пределами закона и морали,
жизни. Подавать пример, дурной настолько, что никто не решался тебе
подражать - такая позиция даровала некоторую здоровую изоляцию, недоступную
менее сильным характерам в 17 лет. Нападающий уже тогда отдавал предпочтение
бутылочке, если случалось выбирать между Водкой, девочками и мальчиками. Что
же касается товарища Косыгина (Стоунз называл Азизяна и так тоже), он вот уж
год как работал на номерном заводе. Школу он двинул в середине девятого
класса.
На выходные дни наш класс вывезли автобусом к морю. Место, где мы
высадились, оказалось необыкновенно тихим и безлюдным, каким и следует быть
пионерскому лагерю до начала каникул. Послевоенное здание с колоннами
окружал сосновый бор. В моей сумке лежали две бутылки шампанского. К пляжу
вела дощатая лестница с перилами (если молния ее не уничтожила, воображаю,
что за существа трогают их сейчас влажными ладонями, какая речь звучит), и
пройдя с полсотни ступенек вы попадали в уютную беседку из сталинских
фильмов (я отметил эту точку, соображая, где мы вечером будем выпивать).
В отличии от старой школы, среди моих товарищей по классу практически
не было сволочей. Меня не раздражали эти люди, не было желания заменить их
механическими компаньонами, но и предчувствие неизбежного конца их так и не
успевшей начаться советской жизни было слишком остро, чтобы воспринимать их
всерьез. "Не все вы умрете, но все изменитесь", - мог бы я им сказать, но
они бы мне все равно не поверили. Самые проницательные из числа моих
одноклассников, то есть те, с кем я продолжал контактировать и после
уроков - беловолосый садист Краут и Хижа, силач с улыбкой Фернанделя, как
мне кажется, прекрасно понимали близость трагикомических видоизменений. "По
дороге ледяной проскакал мужик больной", - произносил Хижа, и я, точно Маг
слова газообразной сущности, спешил записать его откровения. Краут был
плохой ученик номер два, первый был я - 13 двоек и единственная пятерка по
английскому.
Фамилии некоторых девочек в нашем классе были связаны с животным
миром - Лена Дрофа, Света Ибис: очень быстро успевала загореть. На выпускном
вечере она выглядела вполне "афро-американ". Между 77-ым и 79-ым годами
девушкам негросемитского типа было легко выглядеть привлекательно.
Рестораны, пляжи и учреждения кишели Доннами и Мирей, три соски из Бони Эм
тоже образовали целую дивизию двойников с каракулевой растительностью здесь
и там. "Все они там одним мирром мазаны", - сентенциозно цедил Азизян, но,