"Георгий Осипов. Подстрекатель " - читать интересную книгу автора

как-будто опомнившись, сразу же признавался, что "любит молодых жидовок с
короткой стрижкой".
- Ну так ты же родился в один день с государством Израиль, - напомнил я
ему как-то раз.
- Не может быть, папа, - встревожился Азизян, - не гони.
Ребята хлопотали на лужайке, собираясь завтракать среди весенних
цветов. Соленый бриз напоминал о близости моря. Часы на широком запястье
Хижы показывали одиннадцать. День начинался замечательно. "Он и
закончится, - подумал я, - чудесно". Где-то в отрастающей траве затренькали
струны. Появились какие-то чужие мальчики. Вероятно внешкольные знакомые
наших одноклассниц. Пацаны отнеслись к их появлению вполне спокойно. У нас в
классе никто не блатовал, хотя много было сильных.
"Интересно, шо они нам сейчас заспивают", - спросил я у Хижы. Хижа
осклабился и пожал могучими плечами. Дело в том, что к тому времени
повального увлечения диско, еще не составился в рогатых кругах незыблемый
репертуар из Розенбаума и Макаревича, их попросту никто не знал на
периферии. Поэтому от человека, взявшего в руки гитару, если только его не
спугнуть, вполне можно было услышать что-нибудь неожиданное. Так и
получилось на этот раз.
Юноша с телячьим профилем возвысился над травой и, сдвинув брови,
серьезно начал: "Мы - хиппи, не путайте с "хэппи":" Мелодия, как всегда,
была очень мутная; обычно под русский текст брали что-нибудь зарубежное, но
передавая песню на слух, искажали оригинал до такой степени, что уже
невозможно было распознать, как он звучал в начале операции. Шокинг Блу,
Кристи, Криденс - кого только не использовали в роли недобровольных доноров!
":Ничьи мы, как пыль на дороге, нас греют девченки-дотроги (!),
покорные будто гитары". Удивительно, но мне было известно, чьи это стихи.
Роберта Рождественского. В свое время большеголовый, похожий на Спида Хакера
(персонаж "Invocation of My Demon Brother" Кеннета Энгера), Миша Нудник
где-то их надыбал, и прочитал на утреннике, стоя задом к огромной голове
Ленина. Пожалуй, я был единственным, кто оценил этот глумливый бурлеск,
которым Нудник по праву гордился.
Юноша с телячьим профилем заканчивал песню не один. Снизу из зарослей
травы ему подвывали девичьи голоса. Значит, они общаются в городе, дряни
такие. Шлюссаккорд, неприятно чвякнув в лесном воздухе, положил конец
копролалии бородавчатого Роберта (на самом деле - одного из оригинальнейших
поэтов "приплясывающего общества" 60-х, намного более яркого, чем тот же
Аллен Гинзберг). Хижа с деланным восторгом поаплодировал "телячьим губам".
Какие могли быть в 78-ом году "Хиппи", и какое отношение имели к ним
вполне цивильные комсомольцы, и что хорошего они видели во всегда скучных,
дурнопахнущих, а иногда и опасных детенышах московского професорья,
присвоивших калифорнийское название? - it beats me.
Первым подростком в СССР, додумавшимся писать слово "хуй" через
свастику, был я. На уроке украинской литературы, покамест учительница с
покрытым волчанкой лицом рассказывала чужим детям своими фиолетовыми губами
о "тубэркульозе кiсток" Лэси Украинки (тубэкульоз кiсток не мешал ей
дотягиваться до копченостей Ольги Кобылянской, тем не менее), я впервые
изобрел и изобразил этот словообраз неповиновения общежитию салата оливье и
хозяйственного мыла - ХУЙ! (Вместо Х - свастика, прим ред.). Позднее Азизян
назовет его "блесна ненависти".