"Эмилия Остен. Грешники и святые" - читать интересную книгу автора

- Тогда буду ждать вас в капелле, дочь моя.
Он отошел, оставив после себя слегка волнующий травяной запах.
Наша капелла втиснута в интерьер большого дома, как втискивают книгу
среди других книг на полке, уже стоящих достаточно плотно: узкая и высокая,
с вознесенной к небесам острой башенкой, чья крыша торчит над особняком
Солари, будто опознавательный знак. Если подняться туда, наверх, и выглянуть
в окошко, то можно увидеть вдалеке шпиль Сен-Шапель. Вместе с домом капеллу
возвел архитектор, чье имя не сохранили семейные хроники, и было это век
назад. За сотню лет дом один раз слегка перестраивали, однако выйти за уже
положенные пределы не смогли. Париж разрастался стремительно, и вокруг давно
подпирали нам бока чужие особняки. Наша улица вилась, как горная тропа,
только гораздо более оживленная, чем обычно бывают такие тропы. Лишь в своих
комнатах и в небольшом саду на задворках особняка можно было найти
уединение.
Раньше я искала покоя и в капелле - никто из нас не отличается излишней
набожностью, и я проводила долгие часы, сидя на полированной скамье и листая
книги или слушая отца Августина, не опасаясь, что здесь меня потревожат.
Однако после воцарения тут нового священника я заходила в капеллу лишь по
необходимости. Хорошо, что сентябрь только начался, стояли еще погожие
деньки, и можно проводить время в саду. Скоро придут холода, тогда мне
останутся лишь мои комнаты.
Впрочем, когда станет по-настоящему холодно, меня здесь уже не будет.
Я входила в капеллу за несколько минут до полудня, и солнце,
пробравшееся в узкие витражные окна под потолком, разложило на полу теплые
листы света - малиновые, синие, дрожаще-серебряные. Капелла у нас красивая.
Тонкие росписи на стенах - вот ангел со взъерошенными ветром крылами склонил
голову перед замершей в удивлении Марией, и лилия - словно сталь в его руке;
вот Святой Дух воспарил в расходящихся лучах; вот та же Мария плачет над
худым, вытянутым в смертной муке телом Христовым: Смотрят со стен святые, и
полны печали или радости их глаза. Но самое мое любимое изображение - на
правой стене: глядит на меня со спины побежденного дракона святая Маргарита
Антиохийская. Ее голова запрокинута к небесам, тонкие руки протянуты к
Господу, не видному за облаками, всемогущему и милостивому. Светлые волосы
вьются, словно стебли плюща, и поверженный дракон задумчив и печален. Ах,
как же близок мне взгляд этой дочери языческого священника, которую не
сломили пытки огнем и водой! Как много вижу я в ее глазах цвета индиго, как
много скрытого за изображением, созданным умелой рукой художника. Сколько
часов я провела здесь, а ее пальцы все так же тянулись и тянулись к светлому
и недостижимому небу.
Отец де Шато сидел на первой скамье, погруженный в чтение требника. Я
подошла и увидела, как он шевелит губами, а глаза его полузакрыты. Моя тень
коснулась кончиков его сапог, выглядывавших из-под сутаны, и лишь тогда он
поднял голову. Моргнул, закрыл требник. И слегка улыбнулся.
- Я думала, вы будете ждать меня в исповедальне, - сказала я.
Он молча указал в нужную сторону. Я развернулась и отошла, чувствуя
спиной его чужое присутствие.
Исповедальня - деревянная будка, разделенная надвое, - вся пропахла
старым дубом. Я устроилась на скамье, привычно перебирая своих героев на
стенах, созданных воображением и причудливо бегущими линиями, что живут
внутри древесины. Удивленный лесовик глядит на меня, вытянув нос, и рыцарь