"Эмилия Остен. Грешники и святые" - читать интересную книгу автора

сражается за честь прекрасной дамы, и солнце встает над холмами.
Скрипнула скамья, поднялась заслонка. Отец Реми не закрыл дверь со
своей стороны, и солнце упало на мое лицо небольшими квадратиками.
- Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила.
- Что желаешь исповедовать ты перед Богом, дочь моя?
Сейчас, когда я не видела его, а слышала лишь его голос, растущий в
деревянном пространстве, словно листва, мне стало немного легче. Никому не
могу я рассказать то, что у меня на душе; оно запаяно, закрыто смертными
печатями и не разомкнется, пока не придет время. Мне все равно, что думают
по этому поводу клирики, с Господом же мы поговорим отдельно. И не теперь.
Для священников у меня имелся в запасе небольшой список грехов, которые
легко и приятно отпускать в предобеденные часы.
- Я не слишком добра к своей мачехе, графине де Солари.
Это знают все, это и так видно - никакой тайны, все начистоту. Я
почувствовала, что отец Реми шевельнулся за разделявшей нас тонкой
перегородкой.
- Почему так происходит?
- Она не слишком умна и терпеть не может меня. - Чистая правда. - Она
считает, что отец излишне потакает мне, и ревнует. Когда моя мать умерла,
отец недолго горевал по ней и после соблюдения положенного траура женился на
другой. Мне тогда исполнилось двенадцать, и я восприняла это излишне
болезненно.
Ни капли лжи, пусть он это почувствует. Я закрыла глаза и вспомнила:
коридоры нашего замка в Шампани, казавшиеся мне тогда громадными,
передвижение незнакомых людей, тогда еще чужую женщину рядом с отцом. Я
смотрела, как он держал ее за руку, и поверить не могла. В их первую брачную
ночь в графской постели оказался целый выводок лягушек.
Я шевельнулась, и квадратик солнца лег мне на правое веко.
- Я и вправду не слишком ее люблю.
- Отец стал любить вас меньше из-за того, что женился?
- Сначала мне казалось, что да. Потом я поняла, что его любовь никуда
не исчезла. Но к тому времени я уже не смогла научиться любить его новую
жену.
- Никого нельзя заставить любить, - произнес отец Реми, и я открыла
глаза.
Солнце немедленно воспользовалось этим и укололо в зрачок; я дернула
головой.
- А где же проповедь о том, что я должна немедленно воспылать к ней
любовью и больше никогда не допускать плохих и греховных мыслей?
- Дочь моя, - вкрадчиво сказал отец Реми, - если вы с двенадцати лет
этому не выучились, то начинать, по-моему, бесполезно.
Я удивилась так, что не знала, что говорить дальше. Мне показалось, что
он смеется за своей перегородкой, что там, в полутьме, расчерченной
солнечными лучами, священник сидит, забросив ногу на ногу, и теребит
подбородок, и смеется беззвучно. Как может он, неотесанный сельский кюре,
говорить столь дерзко - не против меня, но против своего Бога? Я ожидала
укора, увещеваний, проповеди о любви Христовой, но не этого лукавого тона,
не фразы из арсенала мудреца.
- Вот с будущим мужем у вас есть шансы познать таинство взаимной
любви, - продолжил отец Реми, так как я больше не произносила ни звука. -