"Пол Остер. Храм Луны" - читать интересную книгу автораочками. Иногда появлялся с черным шарфом вокруг головы и тогда был похож на
заключенного, поставленного для расстрела перед строем солдат. Я никак не мог взять в толк, что значит весь маскарад. Он никогда не сказал об этом ни слова, а я не набрался смелости спросить. Важно не дать ему запугать меня своими причудами, думал я. Пускай делает, что хочет, а я, чтобы не угодить в ловушку, не буду ни на что реагировать. И все же, как ни старался я держать спокойно, иногда бывало трудно не поддаться его давлению. Особенно в те дни, когда его глаза не были ничем прикрыты: я все время ловил себя на том, что то и дело смотрю на них в упор, не могу не смотреть, не могу противиться его воле вовлечь меня в игру. Я словно бы пытался найти в них какую-то истину, они могли быть отверстием, через которое можно заглянуть в темноту его черепа. Из этого, понятно, ничего не вышло. Сколько бы часов я ни всматривался в глаза Эффинга, они мне так ничего и не открыли. Все книги для чтения он отобрал заранее и точно знал, что и когда я должен ему читать. Чтение не было для него отдыхом, он преследовал какую-то цель, тщательно изучая тот ли иной специальный вопрос. Его намерения от этого не становились понятнее, но, во всяком случае, в таком времяпрепровождении была определенная логика. Выбранные заранее книги касались путешествий, чаще всего путешествий в неведомые земли, и рассказывали об открытии новых миров. Мы начали с походов святого Брендана и сэра Джона де Мандевилля, потом переключились на Колумба, Кабецу де Ваку и Томаса Хэрриота. Мы прочли отрывки из "Путешествий по Аравийской пустыне" Даути, проштудировали всего Джона Уэсли Пауэлла - все о его картографической экспедиции по реке Колорадо, и остановились на нескольких рассказах восемнадцатого и девятнадцатого веков, написанных первыми белыми Эти книги мне были в целом интересны, а когда я привык читать подолгу, пожалуй, у меня даже выработался соответствующий стиль. Он был основан на чистоте произношения, которая, в свою очередь, обеспечивалась модуляциями голоса, краткими паузами и постоянным вниманием к словам на странице. Эффинг редко высказывал какие-либо суждения во время чтения, но я точно знал, что он слушает: стоило нам подойти к особенно захватывающему или запутанному месту как он начинал покряхтывать и издавать прочие звуки, означавшие внимание. Наверное, в часы нашего чтения мне впервые стало приятно находиться рядом с ним, но вскоре я научился не смешивать его молчаливое внимание с хорошим настроением. Когда мы дочитали третью или четвертую книгу, я как-то высказал предположение, что может, ему будет интересно послушать отрывки из путешествий Сирано де Бержерака на Луну. Сердито хмыкнув, он ответил на это: "Оставь свои мысли при себе, молодой человек. Если мне будет интересно твое мнение, я сам о нем спрошу". Вдоль дальней стены гостиной стоял книжный шкаф, чуть не упиравшийся в потолок. Не знаю, сколько книг было на его полках, но уж точно не меньше пятисот-шестисот, а то и тысяча. Было похоже, что Эффинг знал, где стоит каждая, и когда подходило время приниматься за новую, он абсолютно точно объяснял мне, откуда ее взять. "Вторая полка, - говорил он, - двенадцатая или пятнадцатая слева. Льюис и Кларк. Красная книга в матерчатом переплете". Он ни разу не ошибся, и, вспоминая его слова о собственных возможностях, я невольно поражался. Однажды я спросил, известны ли ему системы запоминания Цицерона и Раймонда Луллия, но он лишь отмахнулся. "Этому нельзя научиться. Тут нужен талант, врожденный дар. - Он помолчал с минуту, потом продолжил |
|
|