"Ян Отченашек. Ромео, Джульетта и тьма (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Летом! Почем я знаю, что со мной будет летом!
- Не говори так, не мучай меня, Павлик! Что это за манера уносить ужин
к себе в комнату? Ведь мы всегда ужинали вместе! Да что с тобой?
Нездоровится? Дитя, дитя! Вечером ты опять уйдешь? Куда?
Оставалось только лгать! Ему пришлось призвать на помощь товарищей,
они, сгорая от любопытства, помогали ему выбираться из дому по вечерам.
Павел выходил, оглядываясь, не идет ли кто за ним. Отец упорно молчал,
сохраняя безразлично-обиженный вид. Они перестали понимать друг друга, но
Павел чувствовал, как следят за ним глаза отца. Тот ждал.
Однажды Павел шел к ней. Вдруг оглянулся и увидел отца. Отец,
прихрамывая, старался поспеть за ним. В гневе Павел прибавил шаг. Шел все
быстрее. Почти бежал. Взглянул мельком и с мучительным испугом заметил, что
отец тоже бежит. Ужасное зрелище! Прихрамывая, задыхаясь, по-стариковски.
Павел завернул за угол и, словно воришка, проскользнув через парадное,
спрятался в воротах. В щеЛь он наблюдал за отцом. Видел, как тот скорбно
оглядывает темнеющую улицу, тяжело дышит, вытирает платочком вспотевший лоб,
обмахивается шляпой. И вдруг Павел увидел, как отец постарел. Он показался
Павлу таким одиноким, этот усталый, маленький, неудачливый ремесленник,
посвятивший всю свою жизнь близким. Юноша едва сдержался, чтоб не выскочить
и не броситься с рыданьем к нему на грудь. Отец! Что ты можешь сказать мне?
Ничего! Я боюсь твоих глаз, твоего страха, я с трудом несу свой. Ты начнешь
говорить о благоразумии. Но что мне сейчас в нем? И что такое вообще
благоразумие? Где оно? У тебя? У меня? Не знаю, отец! Благоразумие - это
прогнать ее. Вытащить из убежища. А то и просто убить. Можно сказать: в
самообороне. Или убить тихо, а потом взять на руки и во тьме перекинуть
через кладбищенскую ограду. И никто ее не хватится. Она уже больше ни с кем,
ни с чем не связана. Только со мной. И с тьмой.
В тот вечер они с Эстер услыхали тихий стук в дверь. Павел прижал палец
к губам, погасил лампочку и затаил дыхание.
- Павел!..
Позвал отец. Минута показалась им вечностью. Павел слышал, как
колотится ее сердце. Он положил на него свою руку: оно испуганно билось под
его ладонью. Тот, за дверями, не сдавался. Зашел в свою мастерскую, толкнул
дверь. Тщетно. Она была заперта, ключ торчал в замке, ручка свободно ходила
вверх-вниз, вверх-вниз, но не поддавалась.
Хлопнули двери. Он ушел, но настроение было испорчено.
Павел поднялся и собрался уходить. Эстер не просила его остаться. Лицо
его исказилось. Какое-то мучительное оцепенение овладело им, страх, стыд,
застрявшие комом в горле. Он сумрачно погладил ее по волосам и попытался
улыбнуться. Эстер кивнула головой и ответила грустной улыбкой. Она все
понимала.
Павел, измученный происшедшим, лег спать без ужина, но сон не приходил.
Он лежал на спине, руки под головой, не было сил погасить лампочку. Услыхал
скрип дверей, но глаз не открыл, притворился спящим. Он знал, кто пришел.
Сквозь ресницы, в лучиках света, он видел отца. Тот склонился над ним,
морщинистый, усталый. Старые глаза пытались хоть что-нибудь прочесть на лице
сына.
- Павел...
Сын крепко зажмурил глаза, стараясь дышать равномерно, как во сне. Его
душили слезы. "Я - каменный! Лгу! Лгу тому, кто учил меня говорить правду.