"Ян Отченашек. Хромой Орфей" - читать интересную книгу автора

возраста. Она уже чувствовала на себе взгляды кое-кого из
семиклассников-гимназистов, взгляды, полные явственного интереса. А Войтина?
Старомодный, чумазый, добрый! Такой неуклюжий, угловатый! Что это с ним? Еле
буркнет "привет" и скрывается в подвале. Она его раскусила. Сначала ее это
трогало, потом стало забавлять. Здесь было что-то новое, что лучше всякого
зеркала отражало ее - пока еще только предчувствуемое - женское могущество.
Она ловила Войту под лестницей - с некоторых пор там расходились их
дорожки - и с самым голубым невинным взором говорила: "Погоди, не убегай,
что я тебе сделала? Видал новую папину машину?" - "Гм..." - "В воскресенье
поедем купаться. А у меня новый купальник!" - "Ну и пусть", - неохотно
бормотал он, но не отговаривал ее. Руки у него неуклюже висели вдоль тела.
Отодрать ее, что ли, за волосы, как бывало? Он прятался в мальчишескую
грубость, как улитка в раковину, но не мог обмануть своего тирана, скорее
наоборот, побудил его к открытому выпаду. "Что-то в последнее время ты даже
не смотришь на меня, - мелодраматично вздыхала Алена, а в уголках ее губ
притаился смех. - Ну скажи же что-нибудь умное, я ведь не кусаюсь! А знаешь,
я начинаю сомневаться, что ты изобретешь хоть что-нибудь путное. Все
пустячки!"
Уходя, он чувствовал, что она смеется у него за спиной. Заперся в своей
мастерской. Ну почему она такая? Злоба в нем боролась с бессильным
сожалением. Он слышал наверху ее шаги, голос, потом звуки рояля, ее смех.
Ночью ворочался на продавленном диване, пялился во тьму. В потолок. Там спит
она. Какие-то неведомые чувства просыпались в нем, несли с собой сладковатую
истому и беспокойство, и он совершенно не знал, как с ними справиться.
И росли они теперь не рядом, а над и под. Перед ним была одна дорога
затеряться учеником в грохоте авиационного завода; она же горделиво
вышагивает в гимназию, читает непонятные стихи, бренчит на рояле. "В этом
году наша Алена пойдет в танцкласс, Фанинка, как время-то летит!" - услышал
он голос милостивой пани. Мать под лестницей всплеснула руками. "Чистый
ангелок!" восклицала она, в то время как по ступенькам спускалось
голубоватое облако тюля, кружев и раздушенных воланчиков. Хлопнула дверца
новой машины - поехали! Ночью раздался всхлип. "Что с тобой, мальчик?" - это
голос мамы в темноте. Войта затаил дыхание, притворился спящим. А он не
спал. Кто ты? Чумазый заводской мальчишка, никто, нуль. Что тебе надо?
Поднять глаза и то не осмелишься. То, что было раньше, просто обман. Ложь.
Просто такая игра была. Понарошку!
Ну и пусть! Когда-нибудь покажу тебе! Покажу!
Теперь по лестнице во множестве поднимались новые подруги, нарядные
гимназистки, потом даже долговязые - почти мужчины, - из шестого класса,
самоуверенные мальчики из приличных семей. Под благосклонным дозором
милостивой пани устраивались безупречно-нравственные чаепития; до Войты
доносился сверку громкий смех, заглушаемый истошными воплями радиолы.
"Я вся для ритма рождена-а-а, и от него мне нету сна-а-а..." - до
омерзения щебетала невидимая певица.
Один раз его позвали наверх: перегорели пробки, квартира утонула в
темноте. Войта вошел в переднюю, опасаясь глядеть по сторонам, поднялся, как
некий комический дух из подземелья. Из гостиной доносилась болтовня молодых
людей и барышень - темнота была весьма удобным обстоятельством для
рискованных шуточек. Войта исправлял пустячное повреждение, а Алена светила
ему свечкой. Он чувствовал ее за спиной, и ловкие руки его по-дурацки