"Владислав Отрошенко. Новочеркасские рассказы " - читать интересную книгу автора

возникавший в моих грезах, мертвенно белел на ее зарумянившейся от мороза
щеке. Мое сердце застучало дробно и гулко; оно провалилось в какую-то
бездонную яму, когда Анюта, приблизившись ко мне, вопросительно взглянула на
меня: я стоял на ее пути, прямо на узкой дорожке, посыпанной угольной
жужелицей, не в силах сдвинуться с места.
- Посторонись, - сказала она, подождав немного и пощупав кончиком
ботинка лед за кромкой дорожки.
Но, вместо того, чтоб посторониться, я с неожиданной для себя
решительностью быстро произнес слова, которые за мгновение до этого и не
думал произносить:
- Я тебя знаю, ты Анюта, жена попа Васька.
- Не попа Васька, а отца Василия,- спокойно поправила она. И тут же
улыбнулась, засмеялась. - И не жена вовсе.
- А кто?
- Много ты хочешь знать, мальчик. Пусти...
- Не пущу. Говори - кто?
- Ой, какой злой выискался! - усмехнулась Анюта и поставила рядом с
дорожкой на лед звякнувшее ведро. - А вот ты Алексею
Мироновичу - кто?
- Какому Алексею Миро... Лесику, что ли? Племянник.
- И я племянница отцу Василию... Санки у тебя красивые, - вдруг
добавила она без всякой связи.
- Ага, - самодовольно подтвердил я.
Сани у меня были действительно не такие, как у всех в округе, - не
железные и низкие с разноцветными рейками, а деревянные, высокие, с
деревянными же круто загнутыми полозьями. Их привез из Латвии Екабс и
подарил мне вместе с мазью, которой я натирал полозья. Никто не мог обогнать
меня на горе. Мои сани скользили легко и бесшумно - так, что я слышал за
спиной только шуршание снежного вихря, поднятого ими.
- Хочешь прокатиться? - спросил я.
Анюта пожала плечами.
- В Махору боишься врезаться? - догадался я.
- Боюсь, - кивнула Анюта.
- Не бойся, поедем вместе. Я буду рулить.
Мы поднялись с ней к церкви на утоптанную снежную площадку. Я установил
сани. Анюта, высоко подобрав подол платья, села на них верхом. Я устроился
впереди, раздвинув спиной ее колени, обтянутые коричневыми ребристыми
чулками. Кто-то из толпы подтолкнул нас. Как только сани нырнули с площадки
на раскатанный лед, Анюта вскрикнула и крепко обхватила меня руками.
Сани не сразу набрали привычную скорость. Но, когда мы пролетели первый
перекресток - спуска Разина и Архангельской улицы, - мне уже казалось, что я
никогда в жизни не мчался с горы так быстро.
Я задыхался от радости и волнения. Внутри меня то проваливался в живот,
то поднимался к ключицам какой-то мягкий, сладостно-подвижный ком; в лицо
впивались снежные искры; разрозненные огни в окнах по обе стороны спуска
сливались от скорости в сплошные сияющие гирлянды. Мы мчались все быстрей и
быстрей. Но до конца горы было еще далеко.
Мы еще не пересекли Кавказскую и только приближались к ротондам, где в
моих летних, полузабытых снах стояла, раскинув ноги (сама выше ротонд),
голая Заира, когда мне захотелось убедиться, что теперь я не сплю, что мне