"Владислав Отрошенко. Наряд Мнемозины " - читать интересную книгу автора

ликующей нежности. - Посмотри, посмотри, какой красивый ресторанчик!
И я теперь вижу отчетливо: они идут по узкой тропинке к ресторану,
выстроенному в виде крепости, с голубыми раздвоенными флажками на зубчатых
башнях и с деревянными пушками у входа, где их встречает юный швейцар,
одетый в гусарский кивер и доломан; дрессировщик медведей отвечает на его
легкий поклон тремя очень низкими и говорит басом: "Доброго здоровьица!" Они
идут обедать. Перевал уже позади, и до моря, как утверждает штурвальный,
осталось не больше часа езды, - на нашем вишневом автомобиле, ангел...
За обедом кавалер был необычайно учтив и весел. Он не только
беспрестанно нахваливал "прелестную парочку" и осушал один за другим бокалы
с шампанским ("За славного герцога Бургундии и его милейшую супругу Изабеллу
Португальскую! То есть за вас, Демиург Александрович, и за Аделаиду
Ивановну, ах, вы мои хорошие!"), но и выпив изрядно, отобрал у официанта
поднос и принялся сам обслуживать весь экипаж. При этом он, низко
склонившись, бегал от кухни к столу, таская разнообразные блюда, и, ловко,
расставляя их, выкрикивал на весь зал:
- Смотрите, люди (в ресторане, впрочем, было не так много людей: два
пожилых нахмуренных горца в начищенных до блеска хромовых сапогах сидели за
столиком у колонны и о чем-то неспешно беседовали, да унылые оркестранты
вяло расхаживали по низенькой сцене, передвигая с места на место зачехленные
инструменты), сам Арнольд, рыцарь великого ордена, потомок графа Анжуйского,
прислуживает этой славной чете! Да-да, прислуживает! И этим счастлив! Потому
что нет в целом свете творений более добрых, прекрасных и совершенных, чем
они, наши милые голубки! - Говоря эти слова, кавалер почему-то указывал на
дворничиху и дрессировщика, которые сидели рядышком и жевали в безмолвном
блаженстве, забрало на шлеме дворничихи было приподнято, из-под него видны
были замасленные губы и раздутые щеки; она заказывала куриц и ела только
ножки, все остальное съедал дрессировщик, который между прочим, тайком под
скатертью, поглаживал ее толстую ляжку, одетую в железо. И в другой раз,
когда на столе уже стояло кофе и мороженое, кавалер, предложив тост за
Уриила, вдруг упал на колени перед дворничихой и, прижимая к груди кулачок,
закричал:
- Мой мальчик! Я пью за тебя! Ты настоящий счастливчик! Господь послал
тебе такую чудесную мамочку! Я давно обещал стать перед ней на колени - и
вот стою!.. А папочка, - кавалер ухватился за красный с узким загнутым носом
сапог дрессировщика и стал лобызать его, - герцог! Добрый прекрасный герцог!
- Черт побери! - воскликнул штурвальный. - Да ты ведь напился,
Арнольдик! Как самый последний свин... Извините его, Гедеон.
- Ничего, ничего, - добродушно пробасил дрессировщик. И, вытерев руку
салфеткой, погладил старика по лысине. - Отнеси его в машину, Тимоша, сделай
любезность.
Эквилибрист неохотно поднялся из-за стола (он еще не доел мороженое,
посыпанное орехами), взял кавалера под мышки и потащил его к выходу.
Швейцар в гусарском мундире помог ему уложить кавалера на кожаный
мягкий диван в багажнике и, отыскав в кустах слетевшие с его ног пантофли,
принес их и аккуратно поставил возле заднего колеса.
- Папашка-то ваш нализался, - сказал он, весело подмигнув из-под
козырька, - бывает.
- Это не мой папашка! - рявкнул эквилибрист. - Улыбайся!!
Гусар испуганно улыбнулся: