"В.В.Овчинников. "Ветка сакуры" тридцать лет спустя (новые главы)" - читать интересную книгу автора

седьмой класс. Из двадцати четырех пятнадцатилетних мальчишек - моих
одноклассников, - до весны 1942 дожили лишь семеро.
Из 900 дней ленинградской блокады на мою долю выпало 400 самых трудных.
И уцелела наша семья лишь потому, что мы с братом ловили на рыболовный
крючок бездомных кошек, носили их усыплять в соседний госпиталь, а потом
свежевали, варили и ели. В конце осени нас с матерью под проливным дождем
эвакуировали по Ладоге на Большую землю. После трехнедельного путешествия в
теплушке мы оказались в Западной Сибири, в ста километрах от железной
дороги.
Ленинградский мальчик, наивно полагавший, будто булки растут на
деревьях, стал счетоводом колхоза "Трудовик" Юргинского района Омской
области (42 двора, 18 лошадей, а из мужиков - только полуграмотный
председатель да хромой кладовщик). Жизнь заставила освоить сельскую
экономику. Даже до такой степени, что за 100 яиц составил годовой балансовый
отчет соседнему колхозу. Одновременно заочно учился в районной школе, за год
прошел восьмой и девятый классы, начал учиться в десятом. Но осенью 1943
нас, семнадцатилетних, призвали в армию. Окончилполковую школу, и весной
1944 готовился отправиться на фронт как командир 45-миллиметровой
противотанковой пушки.
С этим "оружием камикадзе" у меня было немного шансов дожить до конца
войны. Но тут пришел приказ Верховного главнокомандующего откомандировать в
военные училища всех новобранцев со средним образованием, или мобилизованных
из десятого класса. Так я снова оказался в родном Питере. Сержант в обмотках
стал старшиной первой статьи в щегольской мичманке и с палашем гардемарина,
то есть курсантомвысшего военно-морского училища.
Самой яркой страницей всей моей жизни стал первомайский парад 1945
года. В городе, который выстоял блокаду, именно он воспринимался как Парад
победы. Как трепетала, как пела душа, когда мы стояли в парадном расчете на
Дворцовой площади, перед Зимним, фасад которого только что отремонтировали
пленные немцы. А в тот самый день наши войска брали Берлин...
Будущее казалось многообещающим. После дизельного факультета я мог
стать командиром подводной лодки. А мой однокурсник Владимир Чернавин даже
дослужился до Главкома Военно-морского флота. Но как-то инструктор обратил
внимание, что при стрельбе из пистолета я щурюсь. Проверили зрение и выявили
близорукость(последствие блокадной дистрофии). А очки морскому офицеру не к
лицу.Начальник училища иронично изрек: овчинка выделки не стоит...
Обладателя фамилии Овчинников подобный каламбур отнюдь не веселил. С
трудом выхлопотал направление в Москву, на морской факультет Военного
института иностранных языков. Но меня там в середине учебного года никто не
ждал. Тем более, что в послевоенные годы ВИИЯ был даже более элитарным
заведением, чем нынешний МГИМО. Туда брали генеральских детей или мастеров
спорта. Еле уговорил зачислить меня до вступительных экзаменов в караульную
роту - день стоишь часовым, день драишь гальюны. А впереди сочинение,
английский, история.
Сдал все на пятерки, но приняли меня разумеется не поэтому, а потому,
что сам попросил зачислить меня на китайское отделение. Неожиданно
проявленная дальновидность предопределила мой дальнейший жизненный путь. В
1947 году в ректорате лежало 17 заявлений китаистов-первокурсников,
умолявших перевести их на любой другой язык. Не только из-за трудностей
иероглифики. Казалось, что китайская революция на грани краха и самый