"Амос Оз. Мой Михаэль" - читать интересную книгу автора

установок, производящих поташ. В мерцающем свете "волшебного фонаря" вольно
мне было разглядывать старого профессора, его лицо, руку с указкой. Словно
он - гравюра на дереве, иллюстрация в одной из любимых старых книг. Я
помнила темные гравюры из книги "Моби Дик".
Снаружи прокатились тяжелые раскатистые громы. Разбушевавшийся дождь
стучал в затемненные окна, будто требовал от нас с трепетом выслушать из уст
его срочное известие.

II

Иосиф, мой покойный отец, бывало, говорил говорил: "Люди сильные вольны
делать почти все, что пожелают, но даже самые сильные люди не вольны желать
все, чего им хочется". Я не принадлежу к самым сильным.
В тот же день мы условились с Михаэлем встретиться вечером в кафе
"Атара" на улице Бен-Иегуды. За окном бушевала настоящая буря, будто в
неистовстве пробовала крепость иерусалимских стен.
В те времена еще не отменили продовольственные карточки. Нам подали
эрзац-кофе и сахар в крошечных пакетиках. Михаэль пошутил по этому поводу,
но шутка вышла не смешной, потому что он не умел острить. Мне нравились его
усилия, и было радостно, что я - причина его внутреннего напряжения. Ради
меня он из кожи вон лезет, старается веселить и быть веселым. Когда я была
девятилетней девочкой, я все еще надеялась, что вырасту мужчиной, а не
женщиной. В детстве у меня не было подруг. Я водилась с мальчишками. Любила
их книжки. Боролась, лягалась, карабкалась. Жили мы в Кирият-Шмуэль, на
самой границе с кварталом Катамон. Заброшенный выгон на косогоре, скалы,
колючки, железный хлам. А у подножия холма стоял дом близнецов.
Близнецы-арабы, Халиль и Азиз, сыновья Рашида Шхаде. Я - принцесса, а они
мои телохранители. Я - полководец, а они - военачальники. Следопыт в лесах,
а они - охотники. Капитан корабля, а они - матросы. Разведчица, а они - мои
агенты. Мы шатались по дальним улицам, носились в зарослях, голодные,
запыхавшиеся, издевались над детьми из религиозных семей, забирались в рощу
Сен-Симон, дразнили полицейских-англичан. Убегая и преследуя. Прячась и
появляясь внезапно. Я властвовала над близнецами. Это доставляло
удовольствие, от которого шел холодок по коже. Как далеко это.
Михаэль сказал:
- Ты - застенчивая девушка.
После того, как мы допили кофе, Михаэль достал трубку из кармана
пиджака и положил ее на стол. Между нами. На мне были коричневые вельветовые
брюки и красный тяжелый свитер. В те времена студентки в Иерусалиме носили
такие свитера, создающие впечатление приятной небрежности. Михаэль,
смущаясь, заметил, что утром, в голубом шерстяном платье, я выглядела более
женственно. По его мнению, понятно.
Я сказала:
- Утром ты тоже показался мне иным.
Михаэль был в сером пальто, которое он не снимал все время, что провели
мы в кафе "Атара". Щеки его пылали, потому что с холода мы вошли в тепло.
Был он худощав, угловат. Зажав в ладони незажженную трубку, он чертил ею
узоры на скатерти. Его пальцы, поигрывающие трубкой, вызывали во мне какое -
то чувство умиротворения.
Может, он сожалел о своем замечании по поводу моего наряда. И как бы