"Амос Оз. До самой смерти" - читать интересную книгу автора

Сеньор ехал верхом на лошади, которая звалась Мистраль. Пока еще не
спешил. Но это была не сдержанность и даже не умиротворенность после того,
как вверил душу свою, - это было медленное, по горизонтали, созревание на
протяжении пути.
Кобыла Мистраль - создание массивное, широкое в кости, в точности, как
и ее хозяин. С первого взгляда походила она на рабочую скотину невозможно
было довести ее до точки взрыва; некая мнимая скромность была разлита во
всех ее движениях, некое начало внутренней сдержанности, спокойствия или
раздумчивости, почти сродни благочестию.
Но со второго, более пристального взгляда, - например, если обратить
внимание на капризные повадки этой лошади, когда седлают ее либо освобождают
от сбруи, - можно было со всей очевидностью убедиться, что кобыле Мистраль
никогда, никоим образом невозможно навязать абсолютную покорность, равно как
невозможно и взбесить ее.
Повсюду, и на равнинах, и на холмах, ощущалось, как, улещивая и
подползая, набирала силу осень.
Запахи собираемого винограда сопровождали путников. Это был некий
постоянный напев, тихий, но пронзительный и упрямый.
Глазам открывались следы засухи и признаки болезни, поразившей
виноградники. Выражение глухой злобы запечатлелось на лицах крестьян.
Провинции эти, даже в годы благоденствия и достатка, обращали к серым
небесам скорбный лик свой, словно с навечно поджатыми губами: крестьяне,
запорошенные пылью, крытые гниющей соломой крыши, грубые кресты, как сама
вера в здешних местах - тупая и крепкая. Череда черных скирд сена. А в
ночных сумерках и перед рассветом расходится кругами гул сельских колоколов,
словно взывающих к Спасителю из глубины глубин.
В эти сумеречные часы можно было различить, как прочерчивали свой лет
стаи сильных птиц И внезапные крики этих птиц. Во всем можно было увидеть
набирающее силу доказательство тяжелой, уплотненной реальности, или, при
ином взгляде, легкое пульсирование некой отвлеченной идеи.
Все, в особенности удивленная молчаливая покорность крупнотелых
крестьянских девушек, застывших на безопасном расстоянии, обозревая
кавалькаду всадников, - все были вольны по-своему толковать суть явлений.
Что ж Гийом де Торон, размышлял ли он о возможностях толкования? Об
этом нельзя было судить по его виду Немногие короткие команды, отдаваемые
сеньором, свидетельствовали о его внутренней отстраненности. Словно был он
погружен в решение геометрической загадки либо упорно проверял вычисления,
результат которых не сходился с ответом. Автор записок. Клод, часто
поглядывал на молчаливого своего господина и склонен был временами полагать,
что сеньор погружен в философские размышления либо предается очищающей
аскезе.
Короче, не раз случалось так, что сеньор оставлял без ответа обращенные
к нему вопросы, отвечал, хотя его и не спрашивали. Бывало, он произносил:
"Поди. Клади. Сейчас. Подай. Вперед".
Команды эти легко могли сбить с толку тех, кто должен был принять их.
наводя на мысль, что приказывающий вот-вот погрузится в сон, либо, напротив,
с большим трудом выберется из дремы
При всем том непреложно оградил себя человек холодной стеной
превосходства. Это было неоспоримое превосходство, не требующее ни
подчеркивания, ни усилий: в основе его врожденное величие, даже в дреме