"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

отправлялись в оперу или балет. Они могли вблизи наблюдать жизнь великих
артистов и художников, их бурную любовь и то, как разбиваются их сердца:
вот, скажем, возлюбленная художника, которая вдруг влюбилась в его лучшего
друга, композитора, и вот она стоит одна в полночь, с непокрытой головой,
под дождем, на старинном мосту, отражение которого дрожит в речной воде...


*

В нашем квартале никогда не случалось ничего подобного. Такое
происходило только за темными горами, где люди живут безудержно, безоглядно
и беспечно. Например, в Америке, где роют и находят золото, где грабят
почтовые поезда, пасут стада на бескрайних просторах, и тот, кто убьет
больше всех индейцев, завоюет в конце концов красивую девушку. Такой была
Америка в синема "Эдисон": красивая девушка была тем главным призом, который
доставался тому, кто стрелял лучше всех. Что делают с этим главным призом? У
меня не было ни малейшего понятия. Если бы в этих фильмах было показано, что
там, в Америке, все происходит наоборот: тот, кто подстрелит больше всех
девушек, в конце получит в качестве приза прекрасного индейца, - я бы
наверняка поверил, что таков порядок вещей, и с этим ничего не поделаешь. Во
всяком случае, так это там, в тех далеких мирах, в Америке и других
удивительных местах из моего альбома марок - в Париже, Александрии,
Роттердаме, Лугано, Биаррице, Сан-Морице, в местах, где люди воодушевлены
любовью, где они изысканно сражаются друг с другом, теряют все, отказываются
от всего, странствуют, пьют в полночь, сидя на высоком стуле у стойки
переполненных гостиничных баров, расположенных на городских бульварах,
иссеченных дождем. И живут безоглядно и беспечно.
И в романах Толстого и Достоевского, о которых все беспрестанно
спорили, герои тоже жили без оглядки и умирали от любви. Или во имя
возвышенного идеала. Или от чахотки, либо от разрыва сердца. Вот и те
загорелые пионеры-первопроходцы, обосновавшиеся где-то на галилейских
холмах, они тоже живут без оглядки и расчета. В нашем квартале никто не умер
ни от чахотки, ни от безответной любви, ни от идеализма. Все жили с
оглядкой, не только мои родители. Все. Был у нас железный закон: не покупать
ничего импортного, если только можно приобрести товар местного производства.
Но, придя в бакалейную лавку господина Остера, что на углу улиц Овадии и
Амоса, необходимо было все-таки выбрать между сыром кибуцным, сыром,
произведенным компанией "Тнува", и арабским. Является ли арабский сыр из
соседствующей с Иерусалимом деревней Лифта продукцией зарубежной? Сложно.
Правда, арабский сыр был чуть-чуть дешевле. Но, покупая арабский сыр, не
предаешь ли ты в какой-то мере сионизм: где-то там, в кибуце или мошаве, в
Изреельской долине или в горах Галилеи, сидела девушка, одна из тех самых
пионеров-первопроходцев, которые так тяжко работают, и, быть может, со
слезами на глазах приготовила и упаковала для нас этот еврейский сыр - как
же сможем мы повернуться к ней спиной и купить не наш сыр? Разве не дрогнет
рука? С другой стороны, если мы объявим бойкот продукции наших
соседей-арабов, то собственными руками углубим и увековечим вражду между
двумя народами, и если вдруг, не приведи господь, прольется кровь, она будет
и на нашей совести. Разве арабский феллах, этот скромный простой труженик
полей, чья чистая душа не отравлена пока миазмами большого города, разве