"Амос Оз. Повесть о любви и тьме" - читать интересную книгу автора

Папа очень любил вычерчивать для меня подробные схемы всяких близких
или, напротив, абсолютно противоположных отношений между словами. Будто
слова это какая-то огромная разветвленная семья, прибывшая из Восточной
Европы, - и есть в ней множество двоюродных, троюродных и четвероюродных
братьев, сватьев, племянниц, внуков, правнуков, зятьев, шуринов, деверей...
Родственник - "шеар", что буквально переводится как "плоть". "А посему, -
говорит папа, - следует еще проверить, почему близких родственников называют
странным словосочетанием "шеарей басар" - плоть плоти. И, пожалуйста,
напомни мне, что при случае стоит еще проверить, какая связь между
упомянутым словом "шеар" и похожим на него "шеарит" - остаток, в том числе,
и в математике. Впрочем, не напоминай мне, а ступай-ка, пожалуйста, и
принеси мне с полки большой словарь, и мы вместе проверим, вместе наберемся
знаний, ты и я. А по дороге, будь уж так добр, поставь свою чашку на место".


*

Во дворах и на улице воцарилась тишина, черная, обширная тишина, такая,
что можно услышать движение снижающихся облаков, проплывающих между крышами
и ощупывающих верхушки кипарисов. Слышен протекающий кран в ванной и
какой-то шорох или легкое трение, почти не воспринимаемое ухом, но
неуловимо-уловимое кончиками волос на затылке - шепот, что пришел из темной
пустоты между шкафом и стеной.
Я зажигаю свет в комнате родителей, беру с письменного стола отца
восемь-девять скрепок, точилку для карандашей, две маленькие записные
книжки, чернильницу с высоким горлышком, полную черных чернил, стиральную
резинку, коробочку кнопок - и использую все это, чтобы основать новый кибуц
на самой границе. В сердце пустыни - на циновке - стена и сторожевая вышка:
я располагаю полукругом скрепки, ставлю точилку и резинку по обеим сторонам
высокой чернильницы (это моя водонапорная башня) и окружаю все забором,
сделанным из карандашей и ручек, укрепив его кнопками.
Еще немного - и произойдет нападение: банда погромщиков, жаждущих крови
(примерно двадцать пуговиц) набросится на поселение с востока и с юга, но мы
защитим его, прибегнув к военной хитрости. Откроем им ворота, дадим им
пробраться внутрь, на хозяйственный двор, который станет для них могилой:
ворота закроются за ними, чтобы погромщики не могли отступить, и тогда-то я
прикажу открыть огонь. В то же мгновение с каждой крыши, с высоты
водонапорной башни, роль которой исполняет чернильница, откроют огонь
поселенцы - их изображают белые фигурки-пешки моих шахмат. Несколькими
яростными залпами они начисто уничтожат попавшие в ловушку вражеские силы, и
как поется в старинном гимне в честь праздника Ханука: "Тебя подобает
славить, когда устраиваем жертвенник во избавление от врага-хулителя... И
завершу я хвалебной песнью"...
А нашу циновку я возведу в ранг Средиземного моря, этажерка с книгами
обозначит берега Европы, диван будет Африкой, между ножками стула проляжет
Гибралтарский пролив, карты из колоды, рассеянные тут и там, выступят в роли
Кипра, Сицилии и Мальты, записные книжечки будут авианосцами, резинка и
точилка - эскадренными миноносцами, кнопки - морскими минами, а скрепки -
подводными лодками.
В квартире холодно. Вместо того, чтобы надеть второй свитер поверх