"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

прикованы к этой лишь намеком прорисованной линии, он замечает легкую
асимметрию: левое бедро чуть более выпуклое, и это кажется ему весьма
возбуждающим. Она заметит его взгляд, ощупывающий ее ноги и бедра, тягостно
вздохнет, ее лицо выразит презрение и мольбу: ну, хватит уже, ей-богу,
довольно...
Писатель вежливо отводит взгляд, заказывает яичницу, салат, булочку и
кофе. Вытаскивает из пачки сигарету и, не зажигая, зажимает ее между
пальцами левой руки, подпирающей щеку. Это придает ему выражение эдакой
одухотворенности, но оно не производит на официантку ни малейшего
впечатления, поскольку она уже повернулась на своих низких каблучках и,
направившись к перегородке, исчезла за ней.
В ожидании заказанной яичницы писатель рисует в воображении историю
первой любви официантки (он решает, что имя ее будет Рики). Когда ей было
всего шестнадцать, она влюбилась в Чарли, вратаря дублирующего состава из
команды "Бней Иехуда". Однажды, в дождливый день, этот Чарли появился на
своем автомобиле "ланчия" перед салоном красоты, где она работала, и умыкнул
ее на три дня, которые они провели в одной из гостиниц Эйлата. (Дядя его был
совладельцем гостиницы.) В Эйлате Чарли к тому же купил ей в подарок
потрясающее вечернее платье, как у недавно гастролировавшей певицы из
Греции, с серебряными блестками и всем прочим. Но через две недели по
возвращении он оставил ее и отправился в ту же гостиницу, но на сей раз - с
вице-королевой красоты, завоевавшей это звание на конкурсе "Королева моря".
А Рики - на протяжении восьми лет и четырех мужчин, что были у нее с тех
пор, - не переставала мечтать, что в один прекрасный день он вернется. Были
в их отношениях такие моменты, когда казалось, что он ужасно сердится,
когда, разбушевавшись, он обрушивался на нее, словно ураган, становился
страшным и опасным, а ее охватывала паника, она пугалась до смерти. Но
вдруг, в какой-то миг, он неожиданно стихал, прощал ей все, радовался как
ребенок, обнимал ее, называл "гогог" (это напоминало Рики детскую игру с
абрикосовой косточкой, которая звалась "гого"), целовал в шею, легонько
щекоча теплым дыханием. Кончиком носа он нежно-нежно раздвигал ее губы, и от
этого по всему ее телу пробегала теплая, медово-сладкая дрожь. Внезапно он
подбрасывал ее в воздух, с силой подкидывал вверх, будто подушку, пока она
не начинала вопить "мамочка!", а он ловил ее в самую последнюю минуту и
крепко обнимал, не давая упасть. Ему нравилось щекотать языком - вот так,
легонько, медленно-медленно, долго-долго - за каждым ее ушком, и в каждом
ушке тоже, и еще немного на затылке, там, где только начинаются волосы,
самые тоненькие волосы. И тогда мед, забродив, разливался по всему ее телу.
Ни разу Чарли не поднял на нее руки и ни разу не обидел ее. Он был первым,
кто научил ее танцевать тесно прижавшись друг к другу и носить купальники
"микро", и лежать под солнцем на животе обнаженной, зажмурив глаза,
представляя себе самые смелые сцены из кинофильмов, и он же первым
растолковал ей, как преображают ее лицо и шею длинные серьги с зеленым
камнем.
Но потом его заставили вернуть "ланчию" и к тому же наложили гипс на
руку, поскольку обнаружилась трещина в кости, и он вновь отправился в Эйлат,
но уже с другой девушкой, Люси, которая чуть-чуть - и была бы избрана
"королевой моря". И перед тем как уехать, он сказал Рики: "Видишь ли, гогог,
я и вправду сожалею, но постарайся понять меня. Ведь Люси, она была до тебя,
мы с ней не совсем расстались, мы лишь немного поссорились, и как-то так