"Амос Оз. Рифмы жизни и смерти" - читать интересную книгу автора

чуткость преисполнена сексуальной щедрости, когда, откладывая утоление
собственной жажды, мужчина готов осыпать женщину бесчисленными
удовольствиями, когда он предугадывает, как обрадовать ее еще и еще, еще и
еще - пока она уже будет не в силах это вынести. И так, с полной
самоотдачей, он все принял на себя: его пальцы, в это мгновение ставшие
искусными и даже преисполненными вдохновения, прокладывали курс кораблю ее
наслаждений, устремляясь к порту приписки, внутрь, вглубь, туда, к заветной
гавани, к самой сердцевине блаженства.
С невероятной чуткостью, словно гидроакустический локатор, способный
уловить шевеление глубин, недоступное обычному слуху, он сейчас не просто
ловил поток коротких вскриков, вырывавшихся у нее в моменты, когда он
доставлял ей своими ласками неизъяснимое блаженство, но воспринимал и
выделял, не отдавая себе в этом отчета, самые тончайшие оттенки звуков.
Кожей, а не ушами ловил он малейшие перемены в ритме ее дыхания, вбирал
в себя волны дрожи, пробегающие по ее коже, будто перевоплотился в
чувствительнейший сейсмограф, перехватывающий и тут же расшифровывающий код
реакций ее тела. Расшифрованное воплощалось в совершенное знание: он
прокладывал точный курс, предугадывал и с осторожностью обходил любую мель,
огибал любой подводный риф, избегал любой зыби, кроме той, что медленно
вздымала и опускала, набегала и отступала, вновь и вновь сотрясая все ее
тело. А тем временем ее вскрики превратились в негромкие всхлипывания,
мольбы, вздохи, резкие возгласы неожиданности, и губы его вдруг обнаружили,
что щеки ее заливают слезы. Каждый звук, каждый вздох, каждое трепетанье,
каждая волна, пробежавшая по ее коже, помогали его пальцам прокладывать
точный и непреложный курс, ведущий к ее родной гавани.
И вот, чем выше становились волны ее наслаждения, тем выше вздымалось в
нем горделивое чувство и тем приятнее было ему вновь и вновь откладывать
удовлетворение собственной жажды. Он отодвигал это до той поры, пока не
познает все тона и оттенки ее страсти, пока ее сдержанные всхлипы не станут
безудержными, пока воды потопа не унесут ее, как водопад уносит бумажный
кораблик (и все-таки, вопреки всем этим возвышенным стремлениям, время от
времени этот капитан, всей душой преданный своей миссии, урывал и для себя
некоторые авансы удовольствий: его напряженное тело двигалось
поступательно-возвратно, прижимаясь к ее бедру, и этот контакт и насыщал
его, и обострял голод, но он тут же возвращался к точному исполнению
принятых на себя обязанностей навигатора).
И подобно музыканту, целиком погруженному в путешествие пальцев по
клавишам, он совершенно не помнил, какой несколько часов назад виделась ему
эта стыдливая белочка - милая, даже красивая, но лишенная сексуальной
привлекательности. Теперь же ладони его, двигаясь под ее ночной рубашкой,
стремились добраться до ее груди, груди двенадцатилетней девочки, и на сей
раз она не останавливала его, ибо была с головой погружена в муки своего
вожделения, и когда он наконец взял в горсти ее бутоны, его переполнили
милосердие и страсть. Язык его коснулся сосков, и губы его обхватили каждый
из них, и он обласкал их языком. А тем временем пальцы его вновь заиграли на
губах ее сокровенной наготы, они играли в тайнике венчика, вокруг вишенки,
что была такой наполненной и твердой, что почти походила на третий сосок.
Вслед за пальцами добрались туда и его губы и язык. А она, как младенец,
вдруг сунула глубоко в рот свой большой палец и стала шумно сосать его. И
вдруг спина ее приподнялась, изогнувшись, как натянутая тетива лука, а когда