"Вячеслав Пьецух. Паучиха (Авт.сб. "Государственное дитя")" - читать интересную книгу автора

стол, сама устроилась напротив в откидном кресле и сразу изобразила на
лице настороженное внимание, какое обыкновенно появляется у
председательствующего на каком-нибудь деловом собрании после того, как он
спросит: "Вопросы есть?"
- Интересно, а сколько вам, Марья Ильинична, лет? - справился я у
хозяйки, не думая ее обидеть таким вопросом.
- Да уж я и со счета сбилась, - уклончиво сказала она, и в этом ответе
можно было при желании усмотреть некоторое кокетство.
- Ну, а все-таки?
- Я так скажу... Когда еще мой покойный батюшка платил двенадцать
целковых подушной подати, а солдаты носили смешные картузы, вроде
перевернутого горшочка, - с тех пор я себя и помню. У меня как раз старший
брат в таком картузе вернулся с военной службы, так я и запомнила про
него.
- В военной области я не специалист. Может быть, вы припомните еще
какие-нибудь приметы...
- Ну, вот еще разве что... Когда я совсем маленькой девочкой была и
меня только-только приставили нянькой к младшему брату Ваньке, у нас в
деревне лужок делили, - вот тот, который сейчас находится сразу за
магазином, - и при дележе случилась большая драка. У нас этот лужок каждый
год на покос делили, а делалось это так... Собираются, значит, рано поутру
всем миром, с бабами, детьми, стариками, и отправляются на лужок. Как
придут, то сначала делятся на выти, то есть как бы на бригады по обоюдной
симпатии, если по-современному говорить. Потом посылают стариков искать
устья, такие отметины, которые остались от прошлогоднего дележа. Если
найдут эти самые устья, то дело сладится просто, а если не найдут, то наши
мужики разведут такую геометрию, что после водкой два дня отпиваются для
поправления головы. Так вот первым делом режут лужок на еми, и не просто
режут, а с толканием в грудки, с криками, с матерком, точно они клад по
нечаянности нашли. Емей у нас всегда выходило четыре: две цветковых, самых
лучших, одна болотная и одна - кусты. Потом шестами делят еми на половины,
половины на четвертины, четвертины на косья и полукосья, а уж эти делятся
по лаптям. Батюшка мой по мягкости характера все время попадал в завытные
души [как выяснилось впоследствии у писателя Златовратского, в вытях
всегда было одинаковое число душ, и если при образовании вытей какой-то
хозяин выпадал в остаток, то он назывался завытным и доля нарезалась ему
отдельно], и ему нарезали покос особо: кустиков чуть, болотца чуть, чуть
от цветковой еми да еще рубль-целковый от мира, за то, что у него такая
ангельская душа.
- Ну и когда же происходил этот раздел? - настороженно спросил я.
- Давай, Алексеич, будем соображать... Значит, в тот раз у нас
приключилась большая драка, чего раньше за нашей деревней никогда не
водилось, и я думаю, что дело было сразу же после воли. Ну и побоище наши
мужики устроили, целый день дрались, как все белены объелись!
Подерутся-подерутся, устанут, перекусят, и опять драться!
Я сказал:
- Позвольте! Если вы говорите "сразу же после воли", то, стало быть,
имеется в виду тысяча восемьсот шестьдесят второй год?! Это что же
получается: что вам сейчас как минимум сто сорок лет, ибо вы уже нянчили
младшего брата Ваню?!