"Вячеслав Пьецух. Заколдованная страна" - читать интересную книгу автора

- Оценщик-то зачем придет? - рассеянно спросил я.
- А имущество описывать, - как-то скучно сказала Ольга, даже обыденно,
точно у нее с детства описывали имущество. - Мы с Верой за квартиру четыре
года не платим, и за это нам теперь подчистую описывают имущество.
- Чего же вы за квартиру-то не платите, ведь это нехорошо?
- Из принципа, - строго сказала Вера. - Потому что это не квартира, а
хижина дяди Тома. Я сказал:
- Значит, тоже диссидентствуете себе, только чисто в женском масштабе,
по маленькой, как у картежников говорят. С политбюро небось боязно
расплеваться, так хоть жэку родимому досадить!
- А что же делать?! - воскликнула Вера с детским воодушевлением. - Надо
же ведь как-то протестовать! Должен же культурный человек хоть для очистки
совести делать фронду этому чингисханству! А то как захватили власть в
семнадцатом году разные сапожники да пирожники, так с тех пор слова им
перпендикулярного не скажи! Слава богу, хоть разваливается на глазах этот
несусветный режим, клонится к окончательному нулю - и на том спасибо!
- Еще сто пятьдесят лет тому назад, - сообщил я, - Александр Сергеевич
Пушкин писал в письме к своему приятелю: Давно девиз всякого русского есть
"чем хуже, тем лучше". Ну ничего не меняется на Руси!
- Это точно, - сказала Ольга. - У меня прадед был гласным в Московской
городской думе и состоял в комиссии по строительству метрополитена - но это
мимоходом, в качестве предисловия. Так вот эта комиссия пятнадцать проектов
строительства метрополитена отклонила, и знаете, на каком основании? На том
основании, что все равно разворуют деньги!
- А у меня, - подхватила Вера, - дед хлебозаготовками занимался - это
уже при восточно-западной деспотии. И вот что-то в начале тридцатых годов
решили они нанести удар империализму, подвести его под мировую революцию, а
затем и под диктатуру пролетариата. Собрали они на Украине весь хлеб вплоть
до семенного и выбросили по допинговым ценам на мировой рынок. Они полагали,
что капиталистический рынок сразу рухнет от такой массы копеечного хлеба,
грянет всеобщий кризис, потом революция, и товарищ Сталин возглавит наконец
нашу Солнечную систему. Они только не учли, что на Западе ребята не лыком
шиты, что у них все же за плечами не два класса церковно-приходской школы.
Ребята на Западе просто-напросто уничтожили часть своего хлеба,
стабилизировали цены, и в результате: империализм уцелел, а на Украине
умерло от голода четыре миллиона советских граждан...
И вдруг в моем сознании вспыхнула... или встала во весь рост... а лучше
сказать, разверзлась следующая мысль, энергическая, как вопль: отчего мы
такие бедные, неопрятные, беспутные, позаброшенные какие-то - или это
исконно наше, природное, вроде темнокожести африканцев? Не то чтобы во мне
заговорило ни с того ни с сего оскорбленное национальное самолюбие, а скорее
это я не мог примирить в душе разводы на потолке и двух ангелоподобных
женщин, расположившихся по соседству, нервно-отвлеченные разговоры и
тараканов. В отдельности я перечисленные обстоятельства с легкостью
принимал, потому что к сорока четырем годам своей жизни я врос в Россию,
как, случается, врастают деревья в ограды из чугуна, и страдал по ней не
оттого, что она la belle Russie или enfant terrible[1], а оттого, что это
был своего рода алкоголизм. Меня также не смутило бы, кабы в виду тараканов
и разводов на потолке две ангелоподобные женщины толковали бы о болезнях,
кабы разговор о несовершенстве жизни и человека развивался бы среди