"Вячеслав Пьецух. Иностранец, Перечень (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

Даром что в бывшей ванной комнате, которую Василий занимал на правах
дворника, стоял полумрак, поскольку она освещалась одним небольшим оконцем,
выходившим на черную лестницу, даром что накурено тут было сверх всякой
меры, Ваня Бархоткин сразу узнал компанию, тесно сидевшую за столом; как он
давеча и предполагал, тут были: сам хозяин, Сева Осипов, попивавший розовый
портвейн из фарфоровой чашки с отбитой ручкой, Володя Малохольнов, куривший
свой вечный "Беломорканал", и еще какой-то незнакомый мужчина в ватнике без
рукавов, лысоватый, с хорошим славянским лицом и густыми белесыми усами,
словно травленными перекисью водорода неведомо для чего. Он протянул Ивану
руку, кашлянул и сказал:
- Будем знакомы. Цезарь Болтиков, таксидермист.
- Это, наконец, возмутительно! - воскликнул Малохольнов и в сердцах
стукнул по столешнице кулаком. - То есть я хочу сказать: до чего же скверный
у нас народ! Все он норовит выразиться не по-русски, галантерейно, как будто
стесняется своего природного языка! Ну какой ты, Цезарь, к чертовой матери,
таксидермист?! Ты чучельник, вот ты кто!
- Я тоже этого лингвистического раболепия не понимаю, - сказал Иван и
залпом выпил стакан вина. - Конечно, кое-какие заимствования извинительны,
когда своих слов в обиходе нет, потому что и понятий-то таких нет, возьмем,
например, "прогресс". Но с другой стороны, в русском языке полно таких
перлов и диамантов, что Чехова по-настоящему невозможно перевести. Ну
попробуй перевести Чехова, положим, на французский язык - получится так...
экзотический Мопассан!
Сева Осипов сознался:
- А вот я Чехова не люблю. Я его, можно сказать, даже ненавижу за то,
что он заморочил головы миллионам простых людей. Он этих бедолаг
просто-напросто растлил своими беспочвенными рассуждениями насчет "светлого
будущего", и потом из них вышли оголтелые революционеры и строители
коммунизма, иначе говоря, людоеды и дураки!
Володя Малохольнов сказал:
- Что-то я не прослеживаю ход мысли. Ты можешь выразиться ясней?
- Могу. У Чехова все его так называемые положительные герои, заметь,
презирают жизнь, то время, в котором они живут, и прямо бредят этим самым
"светлым будущим", точно оно медом для них намазано, так слово в слово и
говорят: до чего же прекрасна будет жизнь через пятьдесят лет! Вот, дескать,
хоть одним глазком посмотреть бы на Россию, какой она будет через пятьдесят
лет, когда и человек будет прекрасен, и общество станет совершенным, и все
будут трудиться на благо своей страны... Прямо он какой-то блаженный был
пустомеля, этот Антон Павлович, и вредный писатель, хуже Карла Маркса,
который тоже сбил с панталыку миллионы простых людей. Ну с чего он взял, что
человечество развивается в направлении совершенства, что "завтра"
обязательно будет соблазнительней, чем "вчера"?! Может быть, как раз
наоборот: это самое "завтра" окажется гораздо хуже, а "послезавтра" будет
совсем невозможно жить? Тогда, спрашивается, к чему все эти бредни насчет
"неба в алмазах" и прочая сентиментальная ерунда?...
Малохольнов сказал:
- Я тебе сейчас объясню, к чему... Видишь ли, русский человек - это
прежде всего упование и порыв. Причем неважно, в каком направлении порыв и
на что именно упование, - да хоть на что! На Петра III, крестьянскую общину,
на то, что "человек создан для счастья, как птица для полета", на