"Геннадий Падаманс. Первостепь " - читать интересную книгу автораЗамер. Задумался.
Слишком близко от реки. Женщины скоро пойдут по орехи. Женщины, дети пойдут. Придут и сюда. Может быть, прямо сюда. И тогда найдут его тайну. Нельзя. Пришлось ему возвращаться назад. Пришлось снова сесть в лодку и плыть дальше к полудню. Он медленно плыл по течению, не особо старался грести, некуда было спешить. Солнце не думало опускаться. До вечера далеко. Орешники скоро закончились. Теперь вдоль берега тянулся лиственный лес: березы, осины. А у самой воды раскинулся ивняк. Великолепные ивы с блестящими листиками, словно покрытыми лаком, словно отполированными, как наконечники дротиков. Одна ива особенно приглянулась охотнику. Не молодое уже дерево, крепкое, могучее. И с развилкой. Вдобавок из ветвей выпорхнул крапчатый дрозд, но не стал возмущаться, а молча спрятался неподалеку. Охотник вытащил лодку на берег. Потом взобрался на дерево, до развилки. Сверток, конечно же, прихватил с собой. Здесь он его и развернул. Внутри оказалась резнина, изящно вырезанная из бивня фигурка молодой женщины. Очень красивая была фигурка: тонкая, стройная, будто прозрачная, будто готова взлететь, как пушинка. Охотник глядел и не мог налюбоваться. Хороший он резчик. Все хвалят. Красиво вырезал. Но, самое главное, кого он вырезал. Не просто ведь женщину. Жену свою вырезал. Молодую жену. Черную Иву. Ивушку, как он ее про себя называет. А шаман велел сжечь. Не бывать такому. Никогда не бывать! - Вот здесь и будешь теперь жить, - обратился охотник к фигурке. - Печалиться нечего. Тут ведь красиво. Река вся видна и наш степной берег за нею. Там, дальше, стойбище. Там солнце восходит. Каждое утро станешь солнце пропоет тебе сладкие песни вместо меня. Он заботливо поставил фигурку в развилке. Немного даже поскреб кору, углубил, чтоб фигурка держалась, чтобы ветром не сдуло, когда подует. Не должно было сдуть. Потом охотник пригнулся, поглядел вниз, дабы определить: не будет ли видно снизу, особенно с реки, с лодки. Не было видно с воды. Разве что с середины реки или дальше. Но оттуда уже только орел разглядит. А тому можно. Орел пускай смотрит. Пускай. Орел тут же и заклекотал, словно услышал. Охотник даже вздрогнул. Орел клекотал сзади, оттуда, откуда он приплыл. Но не было видно. Сидел где-то за ветвями, на другом дереве, и наблюдал. Может быть, и за охотником наблюдал, не только за рыбой. Наверное, и за охотником. "Пусть наблюдает", - подумал охотник. Плохого ничего он не сделал. Шамана только ослушался. Но для орла что плохого? Ничего нет плохого тут для орла. Пусть наблюдает. Охотник слез с дерева, вернулся к лодке. Внимательно осмотрелся: не наблюдал ли еще кто-нибудь кроме орла? Никого не было видно, даже орла, и того не было видно, невозможно было заметить, поскольку тот смолк. Но теперь высоко над водой заостренно скользила светлобрюхая скопа, высматривая себе рыбину - и орел наверняка наблюдал уже за нею, не за охотником, потому тот удовлетворенно хмыкнул, затем глянул вверх, на развилку, где оставил свою резнину - не было отсюда видно и фигурки тоже. Вроде бы удачно все складывалось. Вроде бы хорошо. Можно было теперь возвращаться. |
|
|