"Ю. Эвола. Языческий империализм" - читать интересную книгу автора

абсолютное, универсальное неоспоримое право приказывать" (Conv.IV, 4), - а
народ, да, народ, "человечество". В сущности, "избранный народ" (избранный
народ! - еще одно еврейское изобретение: мы не знаем никаких "избранных
народов", мы знаем лишь народы,превзошедшие других или вступившие в борьбу за
превосходство), согласно Маццини, сам должен от казаться от своей миссии и
принудить всех к принятию Нового Евангелия: Евангелия свободы и братства всех
народов. Националистические поползновения Маццини утвердить за каждым народом
особую функцию и миссию сводятся на "нет" дальнейшим утверждением, что эта
миссия с необходимостью должна осуществляться во имя общих интересов
человечества. И так как при этом во всем политико-религиозном Евангелии
Маццини основным пунктом является конфедерация, основанная на системе
анти-монархической и анти-католической революции, то мы можем ясно увидеть в
нем предвозвестие различных современных анти-аристократических, пацифистских и
демократических направлений, вплоть до так называемой "Пан-Европы".
Последователи Маццини не стыдятся даже истинный Рим, "римский" Рим,
рассматривать как нечто преодоленное "прогрессом". Их слепой эволюционистский
априоризм делает их жертвами того суеверия, согласно которому римское
язычество исчерпало свою чисто юридиче скую и материальную действительность и
уступило христианству все привилегии в отношении духовных ценностей.
"Миссия" языческого Рима, согласно их учению, исчерпывалась созданием
юридического единства и материальной, основанной на насильственной власти
Империи. Второй, католический Рим создал духовную Империю. И синтезом должен
явиться третий Рим, который устан овит социальное единство, и в котором
осуществятся идеалы бесцветного объединения и федерализма, упомянутые нами
выше. Последователи Маццини считают, что римское право ввело фактор
"свободы" и подготовило на материальном уровне почву для равенства, которое
впоследствии в христианстве распространилось и на духовную область. Они
предрекают приближение новой эпохи, когда оба понятия - свобода и равенство -
объединятся в нерушимом синт езе через идею единого человечества.
Как непреклонные защитники ценностей языческой традиции мы отбрасываем
все эти исторические софизмы. Нет! Рим одновременно был и материальной и
духовной реальностью, идеальным, сверкающим целым, которое либо утверждается,
либо нет, и которое по самой сво ей сути противоречит попыткам спекуляции им в
игре произвольной, прогрессистской диалектики. Рим был августейшим
могуществом, установленным "для покорения земного царства народов высшей
властью, для соблюдения дисциплины в мире, для мягкости к побежденным и
неумолимости к сопротивляющимся" (Виргилий Эн. VI, 852-854), и вместе с этим
он являлся сакральной культурной формой, в которой не сущес твовало ни одного
жизненного поступка, как в общественном, так и в личном, как в войне, так и в
мире, не направляемого обрядом или символом, - культурной формой тайного
происхождения, в которой были свои полубоги, свои божественные короли, в
которой существовали арийские культы Огня и Победы, и эта форма была
кульминацией pax augusta et profunda ("августейший и глубокий мир" - лат.),
где даже материально релизовалось универсальное отражение вечности
(aeternitas), благоговейно почитавшейся в самой имперской функции.
Нет! Новая азиатская вера не была "продолжением" Рима, она была
искажением Рима, - и сама она ничуть не стеснялась отождествлять город Цезаря
со Зверем еврейского Апокалипсиса и с Вавилонской Блудницей. Рим не знал
"равенства" таким, каким его понимает современная чернь. Равенство (aequitas)
римского права было аристократическим поня тием: оно соответствовало