21

После причудливых конструкций городских зданий, четких линий и правильных геометрических форм загородная долина смотрелась весьма странно. Можно было подумать, что транспортер выехал в другой мир, где торчали скалы и мягко закруглялось к горизонту небо и где было спокойно и тихо. Место, где можно было быть собой…

Все они действительно становились собой: после нервного напряжения и постоянной готовности защищаться возникшие вновь чувства были словно ярче обычных, как краски после дождя. И пусть еще мышцы рефлекторно напрягались при каждом резком движении соседа, пусть руки были готовы схватить оружие, а ноги – умчать подальше, главная гроза отшумела, и после нее дышалось легко, несмотря на душную гарь.

Быстрая езда помогла сбить пламя, но в обшивке еще что-то тлело, внешняя же двуствольная пушка и вовсе слетела во время очередного столкновения со стеной, и ее гнездо тоже дымилось.

Все это были мелочи; главное – они за городом, вдали от Чужих, и с проклятой планетой вскоре можно будет распрощаться.

Даже Берт поддался общему настроению и радовался вместе со всеми, что опасность миновала. Сложно соучаствовать в сражении и не проникнуться его духом. Так что «наконец-то выбрались» звучало у него наравне с мыслями о том, как же протащить Чужого на борт корабля, а затем на Землю. Впрочем, для этого у него был в запасе один почти беспроигрышный вариант. В конце концов, роботов программировали в их Компании…

– Все в порядке, – ободряюще сказал он Рипли. – Мы прорвались! Вы отлично действовали, Рипли, вам за это медаль нужно дать!

Про себя Рипли поморщилась: медаль – от Компании? Ну уж нет! Но демонстрировать свое отношение и портить настроение другим не стала. Она просто нажала на тормоз, и транспортер остановился.

Хадсон вздохнул. До него медленнее других доходило, что все позади.

В душе Вески, к тому времени успевшей пройти через горе и пережить радость спасения, теперь проснулась новая злость. «Если бы начальство было хоть немного умнее… Да этот мерзавец лейтенант нас попросту подставил!»

– незаметно для других кипятилась она.

Рипли встала с места и поискала глазами Ньют. Только сейчас она заметила, что девочка выскользнула из кресла и ехала всю дорогу, забившись в щель между скамейкой и ящиком для инструментов. Собственно, Головастик проделала этот маневр еще раньше, пока Горман старался вытащить Рипли из-за руля, и просидела там всю дорогу.

– Ну, как ты? – с трудом сдерживая нахлынувшую вдруг нежность, спросила Рипли, поймав себя на том, что хотела добавить к этому вопросу еще и обращение – «дочка».

На запачканном (когда она только успела?!) личике Ньют появилась светлая улыбка.

– О'кей! – девочка подняла в подтверждение большой палец.

– Действительно! – подтвердила Рипли.

Ньют улыбалась – могло ли что-либо служить более действенным доказательством этих слов?

Ребекка Джордан, маленькая девочка, победившая своей ловкостью и изворотливостью чудовищ, перед которыми спасовали взрослые опытные люди, потерявшая всех близких и приобретшая самый мощный, хотя и страшный опыт борьбы за свою жизнь, – она снова могла улыбаться, и эта победа, пожалуй, стоила всех остальных.

– А здорово все же… – встряхнул головой Хиггс.

«Ну, теперь я выскажу этому мерзавцу все, что о нем думаю!» – поискала лейтенанта взглядом Вески.

– Дерьмо! – вырвалось у нее.

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, – потирая руки, по салону транспортера прошелся Берт.

– Ну, слава Богу! – непонятно кому улыбнулся Хиггс. По его лицу еще тек не успевший испариться холодный пот. Голове под каской было жарко, он поправил ее и снова улыбнулся. Руку, правда, пекло, но это – мелочи…

«Так куда делся этот гад?» – Вески тоже встала.

Лейтенант обнаружился в заднем конце салона. Он лежал с закрытыми глазами, и возле него на корточках сидел искусственный человек.

«Ах, так он без сознания? – на губах Вески промелькнула хищная усмешка. – Окочурился от страха? Ох, какие мы нежные! Небось, и обделаться успел…»

Человек, бросивший их на произвол судьбы и ставший в ее глазах виновником гибели самых лучших людей, лежал теперь перед ней, молчаливый и беспомощный. Хорошо еще, что его глаза были закрыты: такого откровенно ненавидящего взгляда Горман не встречал, должно быть, ни разу.

«Вот я его сейчас!»

Рука Вески рассекла воздух, но ударилась о неожиданно выросшую перед ней преграду – подошедший Хиггс успел поставить блок.

Вески бросила на него раздраженный взгляд. Хиггс был хорошим парнем, он это доказал, но неужели он не соображает, кого собрался защищать?

– Руки убери, – огрызнулась она.

– Успокойся. – Хиггс посмотрел на нее спокойно и строго.

Вески отступила – так смотреть мог только командир. Настоящий, не только по званию.

«Ну ничего, – сказала она себе, – я до этого мерзавца еще доберусь!»

– Лейтенант, – обратился к лежащему Хиггс, но оборвал сам себя на полуслове. – Бишоп… что случилось с Горманом?

– Не знаю. – Бровь искусственного человека поехала вверх. У Бишопа была странная мимика, утрировавшая нормальную человеческую, с одной стороны, и мало соответствующая реальному эмоциональному состоянию, с другой. Со стороны казалось, что он пользуется ею совершенно произвольно. Складки морщин и брови шевелились по одному ему понятному принципу. – Может быть, сотрясение мозга, но, по крайней мере, он жив.

«Вот и теперь он отлынивает от принятия решений… сотрясение мозга у него, видите ли! – бесилась Вески. – Было бы еще, что сотрясать!»

Улучив момент, когда Хиггс слишком углубился в изучение мимики робота, Вески снова ухитрилась схватить Гормана за плечо.

– Эй, ты! – зашипела она. – Просыпайся, сволочь, не то убью!

Она действительно была готова убить его в эту минуту и вполне могла это сделать: состояние бравого лейтенанта было сейчас более чем жалким, и несколько резких рывков легко прервали бы его жизнь.

Беднягу снова выручил Хиггс.

– Тихо! – он схватил Вески за плечи. – Тихо! Отойди, тебе говорю!

Вески была отстранена, и Бишоп вновь вернулся на свое место.

– Кто-нибудь, дайте мне набор первой помощи! – попросил он, держа лейтенанта за запястье, – его пульс едва прощупывался. Из ссадины на лбу после встряски поползла струйка крови.

Между тем Хадсон остался один. Ввязываться в назревающий конфликт ему совсем не хотелось – едва завидев, что Вески затевает драку, а Хиггс готов в нее включиться (так он воспринял сцену удар-блок), он поспешил ретироваться в самую отдаленную часть салона.

Середина была занята Рипли, которая обменивалась ласковыми взглядами с девочкой, – им сейчас ни до кого не было дела, но Хадсон этого не понимал. Он оказался на водительских местах, точнее, возле системы мониторов.

Мертвые экраны тускло поблескивали. Хадсон принялся изучать и систему. «Нижние – для передачи изображения с места действия, – замечал про себя он, – верхние… кажется, для того, чтобы фиксировать биотоки мозга… нет, точно – передавать электрокардиограмму…» Некоторые из мониторов еще работали. Видимость давно была нулевой, но на верхних экранах змеились светлые ломаные линии, чертя сердечные проблемы.

«Один, два, три, четыре, пять… – посчитал Хадсон. – Как – пять?»

Цифра была неправильной. Из ушедшего на задание взвода вернулось три человека. Вместе с оставшимися в бронетранспортере людей становилось восемь. Допустим, без девочки, – ее могли не успеть зарегистрировать на компьютере, – и без робота… все равно цифра не сходилась.

Хадсон на миг зажмурился, потом снова открыл глаза. Пять. Не три, не шесть, а пять. Стоп… но ведь передатчики-то находились в форменном обмундировании!

Хадсон перевел взгляд на светлое табло со схемой комплекса. Кроме светившегося раньше «городского собрания» на «вечной стоянке», на ней светилось еще две точки.

Не веря своим глазам, Хадсон снова поднялся и посмотрел на мониторы.

На них должны быть написаны имена. Крутнув ручку настройки, он увидел, как вспыхнули синие буквы.

«Хадсон, Хиггс, Эйпон…»

«Эйпон?!»

– Ой, смотрите, смотрите! – закричал Хадсон.

Рипли резко развернулась, Вески одним прыжком оказалась возле лежавшей на скамье пушки, Хиггс потянулся за пистолетом.

– Сержант и Дитрих, – продолжал кричать Хадсон, – они же не погибли! Датчики все еще действуют!

Это известие вызвало у всех секундный шок.

Значит, они ушли раньше времени, бросили товарищей в беде! Необходимость спасать себя не была оправданием для вставшей на дыбы при этом известии совести. Для разума – да, но совесть – это нечто совсем другое.

Рипли шумно втянула воздух – от этого заявления у нее закружилась голова и в висках застучало.

– Ничего себе… – беззвучно прошептала Вески. Собственное бегство сразу заставило ее выбросить дурака лейтенанта из головы.

Чем она оказалась лучше его?

– Может, вернемся за ними? – неуверенно предложил Хиггс.

Он очень хотел, чтобы это было возможным, но разум говорил о другом. Что они могут сделать? Красиво погибнуть из солидарности? Прямо скажем, незавидная перспектива.

«Хмм… а вообще-то это хороший предлог вернуться», – подумал Берт.

– Еще чего! – вырвалось у Хадсона.

Да, он и сам дорого бы заплатил, чтобы Эйпон и Дитрих оказались сейчас с ними целыми и невредимыми, но – ехать туда снова? Уж увольте! Дураков нет. Лучше сразу застрелиться.

«Это безумие, – сказал себе Хиггс, – но все равно… Разве мы сможем жить спокойно с таким грехом на совести? Бесчестье хуже смерти». Последняя фраза ему самому показалась слишком красивой, но что сказано, – пусть даже про себя, – то сказано, и никуда его не денешь.

– Мы не имеем морального права оставлять там живых людей, – отчетливо проговорил он.

Решительность маской застыла на его лице.

Рипли медленно подошла к нему и положила руку на плечо.

– Вы ничем им не поможете. Ничем. Они погибнут так же, как погибли колонисты. Считайте, что их уже нет. Так будет проще для вас.

– Но датчики… – голос Хиггса утратил прежнюю уверенность.

Его не нужно было убеждать – он понимал все и сам. Но все же… Что поделать, если совесть живет и мучается вместе с человеком! Куда ее денешь…

– Датчики будут действовать, пока у них бьется сердце, вот и все. – Из-за сдержанности голос Рипли прозвучал еще трагичнее. – Как у того мальчика, там…

– Нет! – Хиггс чуть не застонал. Разум и сердце вступили между собой в жестокую борьбу, перед которой и схватка в комплексе могла показаться легкой разминкой.

Пойти – погибнуть и погубить всех без толку.

Бросить – предать.

– Я не верю…

Чувства разрывали его на части. Это была не та боль, к которой он привык, – Хиггс четко осознал в этот момент, что вызванный ею ожог не заживет уже никогда, даже если эту боль удастся пересилить.

– Нет! – вырвалось у Хадсона. На одну секунду он представил, что там, на месте Дитриха и сержанта мог быть и он сам… Значит, случись с ним такое, помощь не пришла бы и к нему? Но как можно жить, зная, что в случае беды не на кого будет опереться, зная, что для тебя никто не рискнет собой и не сотворит в последний момент чудо? Хадсону показалось, что он уже находится там, в общем слизевом коконе, а перед ним набухает и рвется по крестообразному верхнему надрезу кожистое яйцо. На секунду мелькнувшая в возбужденном мозгу картина настолько ошарашила его, что он снова испытал шок. Лицо Хадсона побелело, губы затряслись, лоб покрылся испариной.

– Нет! – истерически выкрикнул он. – Я не верю! Не верю, что все так!

– Хадсон, – только и смог выдавить из себя Хиггс. Он снова заливался потом, но его лицо покрыла не бледность, а краска стыда.

Действовать – бессмысленно.

Не действовать – подло.

И пусть эта подлость была подлостью обстоятельств, если не самой судьбы, – все равно кто-то должен был держать за нее ответ. По мнению Хиггса, этим кем-то должен был стать он сам.

– Сволочи, – процедила сквозь зубы Вески. – Ненавижу!

«Какое право имеют эти твари так поступать?» – так можно сформулировать поднявшуюся в ее душе бурю эмоций. И единственный вывод, который Вески могла извлечь для себя: этим тварям ничто не должно сойти с рук.

Пусть платят полной мерой. Ни одна из них не имеет права на спасение. Все, все они обязаны сдохнуть!

– Ну ладно, – жестко произнесла Вески. В ее черных глазах горел непримиримый холодный огонек. – Месть, только месть, за Дрейка, за всех! Нас осталось все-таки несколько человек, – она не привыкла говорить длинные речи и с трудом подбирала слова. – Допустим, бомбы с серным газом…

– Что – бомбы? – не понял Хадсон.

– Подняться. Сбросить. Прибить этих гадов! – лицо Вески исказила гримаса.

– А ты думаешь, серный газ на них подействует? – нахмурился Хиггс и почувствовал, что рука у него зачесалась. Вроде бы просто от прежних ожогов брызгами кислоты, но, может… «Ну, черт бы их всех побрал! Раз нельзя помочь товарищам, то ведь можно хотя бы рассчитаться!»

«Я сижу в коконе, и вместо спасения меня хотят взорвать… ничего себе перспектива!» – лицо Хадсона опять нервно задергалось.

– Я не могу, нет! Не надо!

Вески удивленно посмотрела на него:

– В чем дело?

«Ты что, не хочешь им отплатить?» – спрашивал ее взгляд.

– Ну давайте будем считать, что мы с ними квиты. Хватит этой крови, этой грязи, этой смерти, наконец! Сколько можно?! – нижняя челюсть Хадсона двигалась то влево, то вправо, словно на ней выросли добавочные мышцы с единственной целью – дать ему возможность корчить самые невероятные гримасы. Даже мимика искусственного человека при виде этих гримас начинала казаться сдержанной и логичной. – Что мы там вообще потеряли?

Хиггс понимающе покачал головой. Бедняга Хадсон!

– Я считаю, – в нем снова заговорил командир, рассудительный и решительный, – что мы должны взлететь, подняться на космическую станцию и уничтожить эту планету. (Так! – утвердительно кивнула Вески.) Мы должны взорвать ее с орбиты. Это единственный выход.

Брови искусственного человека удивленно поднялись: «Что за нелепость

– взрывать то, что все равно должно вскоре взорваться?»

Выражение его лица осталось незамеченным.

«Только этого идиота мне и не хватало!» – похолодел Берт.

– Действительно, – Рипли обвела взглядом всех присутствующих, – эту планету необходимо уничтожить. Двух мнений тут быть не должно.

Страх, мучения, тревоги, боль – все это поднялось за фасадом внешне спокойного лица. Источник всех бед должен быть взорван, чтобы и следа не осталось от него, – только тогда можно будет спать спокойно, зная, что все позади.

Только тогда…

– Одну минуточку! – Берт встал и вышел вперед, чтобы его все видели.

– Одну секунду! Вы хоть представляете себе, что вся эта установка, этот комплекс, имеет большую цену в долларах?

Обычно этот аргумент действовал безотказно. Вся жизненная практика Берта приучила его к тому, что упоминание о стоимости того или иного предмета может круто изменить направление любого разговора.

Однако Берт рано возрадовался, что нашел нужный ход: сейчас перед ним были люди другого сорта.

– Ну что ж, пусть мне пришлют счет! – иронически бросила Рипли.

Берт вытаращил глаза.

Неужели его не поняли? Кажется, сказано было достаточно ясно. Если планета уцелеет, на нее можно будет послать еще одну экспедицию и исполнить, наконец, задуманное… Или все же попытаться объяснить им ситуацию, как ее видел он сам? Вдруг они поймут тогда?

– Ладно, – быстро затараторил Берт. Такая тактика ведения разговора с нижестоящим часто давала хорошие результаты: когда говоришь быстро, смысл текста подсознательно воспринимается как нечто само собой разумеющееся, и выводы вытекают потом из установок, подброшенных в первой, «быстрой» части речи. – Мы понимаем, что у нас сейчас напряженный момент, все мы очень устали, нам трудно, эмоционально трудно. – Чтобы текст не обгонял мысль и не сбил с толку его самого, он специально повторял варианты одной и той же фразы, пока обдумывал следующую. – Тем не менее не нужно язвить и постоянно принимать необдуманные решения. Вы поймите, что мы имеем дело с очень важными для развития науки организмами, представляющими огромную ценность для всей науки, для нескольких наук. И никто из нас не имеет права в волюнтаристском порядке уничтожать их…

Последняя сентенция была высказана гораздо медленнее всех предыдущих: она должна была служить резюме.

Берт замолчал, ожидая реакции своих «подопечных».

На долю секунды в салоне воцарилось молчание.

– Да?! – подбоченилась за его спиной Вески, готовая в любой момент кинуться в драку. Идиота Гормана пытался заменить другой идиот – дать другую оценку заявлению Берта она просто не могла.

– Не имеем права? – холодно переспросила Рипли и сплела руки на груди. Берт шестым чувством ощутил, что она не станет драться, – просто убьет его, если так будет надо. Спокойные одержимые всегда опаснее явно агрессивных психопатов…

– Не имеем права? – шагнул к нему и Хадсон. Его нижняя челюсть запрыгала из стороны в сторону. – А ну, посмотри мне в глаза! Ты что, совсем очумел? Мне плевать на их научную ценность, нам шкуру сохранить надо!

Берт отступил на полшага. По правилам хорошего тона, если хочешь, чтобы в разговоре последнее слово осталось за тобой, подобные движения нужно исключить, но ситуация была особенной: Берту надо было защититься от кулаков, которые могли в любой момент взвиться в воздух.

Чего еще можно было ожидать от этих психованных грубиянов?

Берт в надежде покосился в сторону Хиггса. Молодой командир сдерживал свои эмоции: его лицо, хотя и влажное, выглядело спокойным и не носило следов окаменения, как у Рипли; но по мрачному взгляду Берт понял, что ожидать поддержки с этой стороны нечего.

Оставался Бишоп. Но что мог сделать один робот, не имеющий даже права голоса?

– Я тоже не слепой, – снова зачастил Берт, на этот раз от волнения, – я вижу, что происходит, но я не могу санкционировать такие действия, такой курс…

По окаменевшему лицу Рипли пробежала тень другого чувства, но тут же скрылась подальше от чужих глаз.

Рипли повернулась к Хиггсу.

– Насколько я понимаю, сейчас командовать должен капрал Хиггс.

«Что еще задумала эта сумасшедшая?» – внутренне содрогнулся Берт.

– Капрал Хиггс? – переспросил он.

– Да, – с напором проговорила Рипли. – Эта операция проводится по военной линии, а Хиггс по званию – следующий за лейтенантом и сержантом. Правильно, Хиггс?

«Интересно, когда они успели сговориться? Почему я это упустил?» Впрочем, особого потрясения это открытие у Берта не вызвало. Что-что, а неожиданно всплывающие сговоры нередко встречаются и в бизнесе…

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил капрал. – Я старший по званию.

И снова на секунду все замолчали.

Вески за спиной Берта улыбнулась одними уголками губ, – она полностью одобряла решение сделать командиром Хиггса. Уж он-то не из тех, кто паникует почем зря и выдумывает всякие несусветные глупости, как этот штатский из Компании.

Берт одним вздохом набрал в легкие побольше воздуха.

«Что ж, раз они не поняли… Если назвать конкретную сумму, до них быстрей дойдет».

– Рипли, послушайте… Поймите же вы наконец, что это сооружение стоит много миллионов долларов. Повторяю: много миллионов. И Хиггс не может принимать такие решения. Он просто солдафон. И не нужно обижаться.

После этих слов Берт напрягся, ожидая удара. Конечно, драться на равных с профессионалами он долго не сможет, но для спорта он всегда находил немного времени и в паре случаев на совете директоров Компании выступал в роли вышибалы.

– Я и не обижаюсь. – Хиггс просто отвернулся от него.

Пусть говорит, что хочет. Операция военная, и этот человек здесь – ничто. Пустое место. Во всяком случае, должен стать таковым на время, пока операция не будет закончена: ничего, кроме лишней траты времени и нервов, его выступления дать не могут.

– Ферроу, ты меня слышишь? – спросил он в микрофон.

Берт растерянно захлопал глазами. Снова поведение его «подопечных» не укладывалось в привычные рамки. Он ожидал если не согласия, то вспышки и возмущения, короче, реакции, любой – от уважения до презрения, – но не того, что его могут просто проигнорировать.

Впервые представитель Компании чувствовал себя не просто неуютно – глупо.

– Да, – прозвучал голос Ферроу.

– Подготовься, пожалуйста, – вежливо, но тоном, не допускающим возражений, произнес Хиггс. – Нам нужна срочная эвакуация. Снимай нас с планеты. – Хиггс замолчал, повернулся к Рипли, улыбнулся ей одними глазами. – Так… Мы снимаемся с планеты, возвращаемся на нашу станцию на орбите и взрываем все это к чертовой матери.

Берт зажмурился.

«Все пропало…»

«Не понимаю, – снова наклонился над неподвижным лейтенантом Бишоп, – к чему такой шум? Сколько там осталось до взрыва реактора?..»