"Марина Палей. Жора Жирняго" - читать интересную книгу автора

пупсика с тыквенное семечко...
Жандарм, ясный пень, ну за плеть:
- Как это посмели вы, псы, смерды окаянные, меня - да от дел
государственных отрывать?!
А тут холоп побойчее, грамоте знавший - он у Петра Аристарховича
заместо секлетаря служил, депеши на фураж-провиант легулярно составлял -
бает:
- То, что бывает искусственно раздуто, - то, в свой час, беспременно и
сокращено будет; иной раз аж в сторону отрицательных математических величин.
Помягчел жандарм. Это ж надо так ловко варнакать! Прямо Езоп
самородный, краснобай домодельный, прости Господи!..
Долго ли, коротко ли, решили уж было прах высокочинный в коробчонке для
уловляемых блох земле предать. Да вовремя одумались. Это ж человек все-таки,
елки-палки, семьянин, христианин, а главное, Писатель,
Средоточие-и-Кульминация-Всей-Жизни-Народной, так что необходимые пышности,
кровь из носу, должны быть соблюдены.
И вот ведь они, дьяволы, что удумали: ту серебряную коробчонку для
уловления блох - в другую, размером поболе, заключили, а ту - в третью, еще
поболе - и так дюжину коробчонок, одна другой попросторней, друг в дружку
навставляли-навтискивали, вроде как матрешку смертную, прости душу грешную,
ловко сварганили, - пока до размеров домовины обычной все эти вместилища в
итоге не подогнали.
Но и на том не остановились. Народному сердцу размах любезен: ой ты гой
еси, ходынка-кровохлебка да лубянка-колыма-костоломка - с пряниками с
виноградом-ягодой (назовем это так), с песней привольной да развеселой
иллюминацией. Оно и ладно: в таком стиле, решили устроители, проще будет
поддержать в почитателях, равно как и в холопах безграмотных, милую их
сердцу бодягу-туфту об истинном масштабе Народного Писателя, Петра Жирняго,
сына Аристархова.
А потому лица, ответственные за проведение похорон, уже и следующую
порцию "матрешек" на домовину наращивать взялись: выносной вариант для
Колонного Зала. Наконец получился пухлый, помпезный, устрашающе-громоздкий
дубовый футляр, утопленный в глазете, кистях, лентах, венках, цветах, а
заключавший в себе, напомним, двенадцать втиснутых друг в друга гробов,
меньший из которых, напоминаем опять же, состоял из других двенадцати, мал
мала меньше, - где, в самой сердцевине, в серебряной коробчонке для
уловленных блох, - сиротел всеми покинутый желтый тыквенный трупик.
...Тут недавно, в связи с намечающимся юбилеем Жоры Жирняго, челядь его
смоковенская решила презент ему, приличенствующий случаю, преподнести:
задумали двухтомник его предка издать - с бумагой потолще, со шрифтом
покрупнее, чтоб три строки за страницу сходило. Ну, сафьяновый переплет,
ясно дело, корешок золотого тиснения, шмуцтитул с подвывертом, всякие там
кренделя-монограммы на форзаце... дело за спонсорами. Время издания, решили,
конечно, по-латыни обозначить, чтоб, значит, солидней гляделось.
А время, какие там палочки ни подставляй, одно и то же. Жора (затея не
была для него секретом) пожелал еще куда-то там "ять" в фамилию предка
зафигачить, да не знал, куда - ему подсказали в название издательства
вставить...
Только одна мелкая закавыка приключилась: текстов не нашли. У челяди
окололитературной ведь какой прожект был: один том - это главный текст