"Морис Жорж Палеолог. Царская Россия во время мировой войны " - читать интересную книгу автора

политику твердости.
- Но если эта политика должна привести нас к войне... - говорит
Сазонов.
- Она приведет нас к войне, если германские державы уже теперь решили
применить силу, чтобы обеспечить себе гегемонию на востоке. Твердость не
исключает примирения. Но нужно, чтобы противная сторона согласилась
договариваться и мириться. Вы знаете мое личное мнение о замыслах Германии.
Австрийский ультиматум, мне кажется, служит началом опасного кризиса,
который я предвижу уже давно. С сегодняшнего дня мы должны признать, что
война может вспыхнуть с минуты на минуту. И эта перспектива должна быть на
первом плане во всяком нашем дипломатическом действии.
Бьюкенен предполагает, что его правительство захочет остаться
нейтральным: он боится поэтому, чтобы Франция и Россия не были раздавлены
тройственным союзом.
Сазонов ему замечает:
- При настоящих обстоятельствах нейтралитет Англии равнялся бы
самоубийству.
- Вы не знаете наших нынешних правителей, - грустно отвечает сэр
Джордж. - Ах, если бы консервативная партия была у власти, я убежден, что
она поняла бы, что повелевает нам с такой очевидностью национальный интерес.
Я настаиваю на решающей роли, которую Англия может сыграть, чтобы унять
воинственный пыл Германии, я ссылаюсь на мнение, которое четыре дня тому
назад высказывал мне император Николай: Германия никогда не осмелится
напасть на объединенные Россию, Францию и Англию иначе, как потеряв
совершенно рассудок. Итак, необходимо, чтобы британское правительство
высказалось в пользу нашего дела, которое является делом мира. Сазонов с
жаром высказывается в том же смысле.
Бьюкенен обещает нам энергично поддерживать перед сэром Эдуардом Греем
политику сопротивления германским притязаниям.
В три часа Сазонов нас покидает, чтобы отправиться на Елагин остров,
где премьер Горемыкин созывает Совет министров.
В восемь часов вечера я еду в министерство иностранных дел, где Сазонов
ведет переговоры с моим германским коллегой. Через несколько минут я вижу,
как выходит Пурталес, с красным лицом, со сверкающими глазами. Спор, должно
быть, был горячим. Он уклончиво пожимает мне руку в то время, как я вхожу в
кабинет министра.
Сазонов весь еще дрожит от спора, который он только что выдержал. У
него нервные движения, сухой и прерывистый голос.
- Ну что же, говорю я ему, что произошло?..
- Как я предвидел, Германия вполне поддерживает дело Австрии. Ни одного
слова примирения. Зато и я заявил весьма откровенно Пурталесу, что мы не
оставим Сербию один на один с Австрией. Наш разговор окончился в очень
резком тоне.
- Ах, в очень резком?
- Да... Знаете ли вы, что он осмелился мне сказать? Он меня упрекал,
меня и всех русских, что мы не любим Австрии, что мы не совестимся тревожить
последние дни ее почтенного императора. Я возражал: "Конечно, мы не любим
Австрии... и почему стали бы мы ее любить? Она делала нам только зло. Что же
касается ее почтенного императора, то если он еще носит корону на своей
голове, так этим он обязан нам. Вспомните, как он нам изъявлял свою