"Морис Жорж Палеолог. Царская Россия во время мировой войны " - читать интересную книгу автора

учтивой приветливости, которая ему привычна.
Бьюкенен и я, мы пытаемся заставить его говорить.
- Получили ли вы из Вены лучшие новости? Можете ли вы немного нас
успокоить?
- Нет, я не знаю ничего нового... Машина катится...
Не желая более объясняться, он повторяет свою апокалиптическую
метафору:
- Машина катится.
Понимая, что не стоит упорствовать, я выхожу с Бьюкененом. К тому же, я
предпочитаю видеть министра после того, как он примет Пурталеса и Сапари.
Через четверть часа обо мне докладывают Сазонову. Он бледен и дрожит:
- Я вынес очень плохое впечатление, - говорит он мне, - очень плохое.
Теперь ясно, что Австрия отказывается вести переговоры с нами, и что
Германия втайне ее подстрекает.
- Следовательно, вы ничего не могли добиться от Пурталеса?
- Ничего, кроме того, что Германия не может оставить Австрии. Но разве
я требую, чтобы она ее оставила? Я просто прошу помочь мне разрешить кризис
мирными способами... Впрочем, Пурталес более не владел собой; он не находил
слов; он заикался; у него был испуганный вид. Откуда этот испуг? Ни вы, ни
я - мы не таковы; мы сохраняем наше хладнокровие, наш self control.
- Пурталес сходит с ума потому, что его личная ответственность задета.
Я боюсь, он способствовал тому, чтобы его правительство пустилось в эту
ужасную авантюру, утверждая, будто Россия не выдержит удара и будто, если,
паче чаяния, она не уступит, - то Франция изменит русскому союзу. Теперь он
видит, в какую пропасть он низверг свою страну.
- Вы уверены в этом?
- Почти... Еще вчера Пурталес уверял нидерландского посланника и
бельгийского поверенного в делах, что Россия капитулирует и что это будет
триумфом для тройственного союза. Я знаю это из самого лучшего источника.
Сазонов делает унылый жест и сидит молча. Я возражаю:
- Со стороны Вены и Берлина жребий брошен. Теперь вы должны усиленно
думать о Лондоне. Я умоляю вас не предпринимать никакой военной меры на
немецком фронте и быть также очень осторожными на австрийском, пока Германия
не открыла своей игры. Малейшая неосторожность с вашей стороны будет нам
стоить содействия Англии.
- Я тоже так думаю, но наш штаб теряет терпение, и мне приходится с
большим трудом его сдерживать.
Эти последние слова меня беспокоят; у меня является одна мысль:
- Как бы ни была серьезна опасность, как бы ни были еще слабы шансы на
спасение, мы должны, вы и я, до пределов возможного пытаться спасти мир. Я
прошу вас принять во внимание, что я нахожусь в беспримерном для посла
положении. Глава государства и глава правительства находятся в море; я могу
сноситься с ними только с перерывами и самым ненадежным способом; к тому же,
так как они только очень неполно знают положение, они не могут послать мне
никаких инструкций. В Париже министерство лишено главы, его сношения с
президентом республики и председателем совета не менее моих нерегулярны и
недостаточны. Моя ответственность, таким образом, громадна. Поэтому я прошу
вас теперь же согласиться на все меры, которые Франция и Англия вам
предложат для того, чтобы сохранить мир.
- Но это невозможно! Как вы хотите, чтобы я заранее согласился на меры,