"Морис Жорж Палеолог. Царская Россия во время мировой войны " - читать интересную книгу автора

Палеолога, рассказывающие о трех первых месяцах этой революции (март - май
1917 г.).
Наш читатель со школьной скамьи вспоминает историю Великого Февраля по
стихам В. В. Маяковского: "Которые тут временные, слазь. Кончилось ваше
время..."
Палеолог рисует нам картины правления "временных" изнутри, убедительно,
на фактах показывая весь трагизм положения этих людей (прежде всего П. Н.
Милюкова), которые постепенно теряют рычаги управления и контроль над
страной, понимая безнадежность своего положения и не будучи в состоянии
противостоять этому, как им казалось, "злому року".
По второй книге мемуаров легко проследить, как лихорадочно мечутся
послы Антанты: М. Палеолог по-прежнему делает ставку на П. Н. Милюкова, а
вот его коллега Дж. Бьюкенен поступает вопреки английской традиции "не
менять лошадей посредине брода" и делает ставку на А. Ф. Керенского как
более "левого", связанного вдобавок с Петроградским советом.
Делегация французских социалистов (А. Тома, М. Кашен и др.) также
склоняется в пользу "смены лошадей": они не понимают главного, того, что уже
давно понял М. Палеолог, - ни Милюков, ни Керенский, ни другие либеральные
"радетели свободы" не были подготовлены к тому, чтобы управлять империей.
Огромная власть свалилась на них, и они растерялись.
Характерны приводимые Палеологом малоизвестные самокритичные признания
лидеров Февраля - кадета Василия Маклакова и "народного социалиста" премьера
Александра Керенского. Обоих на третьем месяце революции не покидало
изумление от столь быстрого и почти бескровного падения царского режима.
"Вот почему ничего не было готово, - сокрушался Маклаков на обеде у посла 11
апреля 1917 г. - Я говорил вчера об этом с Максимом Горьким и Чхеидзе
(лидером думской фракции меньшевиков и одним из руководителей Петросовета. -
B.C.): они до сих пор еще не пришли в себя от неожиданности".
Спустя три года, в годовщину Февральской революции, бывший премьер
Керенский, выступая в Париже, признал, что за два дня до революции его
друзья и он сам считали, что "революция в России невозможна".
А она свершилась! Казалось бы, настал час желанной свободы -
ненавистный царизм пал. Но оказалось, что у российской интеллигенции и у
российского народа - два совершенно разных представления о свободе, о чем
еще в 1909 году предупреждали Николай Бердяев и его соавторы по сборнику
"Вехи". Оказалось, что в российской нации как-то сосуществуют два совершенно
разных "народа": русский интеллигент - "барин" и русский мужик - "анархист".
Как же досталось тогда "веховцам" за такую сентенцию от их соавтора М.
О. Гершензона: "...Нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, -
бояться его мы должны пуще всех козней власти и благословлять эту власть,
которая одна своими штыками и тюрьмами ограждает нас от ярости народной".[4]
Ох, как же обрушились на "веховцев" все - от Ленина до эсеров и
меньшевиков. Милюков разразился гневной статьей в кадетском сборнике
"Интеллигенция в России". Эсеры громили "ренегатов" в своем сборнике "Вехи
как знамение времени". Не остались в стороне ни Горький, ни Чхеидзе - каждый
бросил в "веховцев" камень. А Палеолог пришел к тем же выводам, которые
прочитывались в "Вехах".
И что же? Тот же "буревестник революции" в период Февраля выступает
против второй (народной) революции, публикуя в своей газете "Новая жизнь" 27
июля 1917 г. такое горькое признание: "...Главнейшим возбудителем драмы я