"Вячеслав Иванович Пальман. Там, за рекой (Песни черного дрозда - 2)" - читать интересную книгу автора

большими, плохо обкатанными валунами.
Архыз скакнул с берега на первую глыбу, с нее на следующий камень,
слегка оттолкнувшись, перелетел на третий, на четвертый, едва касаясь
забрызганной, льдистой опоры. Не прошло и тридцати секунд, как он опустился
по ту сторону на чистый снег среди редких прутьев тальника.
Лес возвышался рядом.
Отсюда исходил теперь уже ясный запах зверя.
Нельзя сказать, что Архызом руководила природная звериная
воинственность или какая-то уж очень деятельная жажда битвы. Слов нет, запах
зверя всегда возбуждает в собаке - а тем более имеющей примесь волчьей крови
- желание погони, если зверь слабее и бежит, или даже битвы, если зверь не
против такой схватки. Зов предков и постоянная страсть утвердить свое право
называться сильнейшим и, конечно, еще что-то от темных инстинктов хищника,
не очень известных людям, - все это причинность борьбы, как, впрочем, и
стремление утолить голод. Но запах, поднявший сытого Архыза с его
обязательного охранного поста на крылечке, был особенным запахом, знакомым
ему. Он разжигал в собаке жгучее любопытство, будил что-то ребячливое,
дорогое, но почти утерянное.
Запах этот он знал: то был запах конуры во дворе Молчановых. Запах
Лобика. Медвежонка, рядом с которым прошло детство.
Архыз прекрасно видел в сумрачном лесу и хорошо слышал запахи и звуки.
Он уже не бежал, не шел, а крался. Вытянувшись, хвост на отлете, несколько
прижавшись к земле, он клал свои толстые лапы на снег так, что они ложились
не одним только следом, а всем запястьем - мягко и не грузно - и не проминал
наст даже около кустов, где снег всегда менее крепок.
Архыз замер и прижался к камням. Близко за скалами послышалось шумное
сопение. Звенели потревоженные листья. С удвоенной осторожностью и с
каким-то очень легким сердцем, словно находился он не в диком лесу, а опять
на своем дворе, Архыз подполз к угловатому камню, бдительно и хитро прикрыв
заблестевшие глаза. Теперь он знал, кто там, впереди, и уже не боялся. Он
попросту возобновлял игру, прерванную полгода назад.
Небольшой, но очень лохматый годовичок пятился к скале задом, лапами
очесывая перед собой пружинисто согнувшийся куст шиповника. Всей пастью
медвежонок непрерывно хватал из-под лап ягоды и жевал их споро, но с
какой-то откровенной досадой. Нетрудно догадаться, что его сердило. Ягоды
шиповника, с точки зрения гурмана, устроены не очень удачно: в сладкой и
вкусной оболочке таились волосатые семена. Кому понравится мед пополам со
старой, слежавшейся ватой!
Медвежонок счесал с пучка веток последние ягодки, но все еще продолжал
пятиться назад. Ветки внезапно вырвались, он не удержался на крутом склоне и
беззвучно повалился на спину, но тут же по-кошачьи перевернулся и...
оказался прямо перед Архызом. Мгновение испуга, ужаса. Они отпрянули в
разные стороны, вздыбились, сверкнули глазами. Это было решающее мгновение.
Или, не разобравшись в родстве, кинутся сейчас в схватку, и тогда прощай
дружба и все прошлое, потому что запах крови способен заглушить благоразумие
и трезвость. Или узнают друг друга...
Архыз как-то по-странному тявкнул, как будто упрекнул на своем языке
или устыдил: "Ай-я-яй, своих не узнаешь!" Медвежонок удивленно вытянул шею,
нос у него заходил, сморщился. "Ну, прости, брат, испугал же ты меня", -
говорили его глаза, а вслед за этой несомненно дружеской мимикой он вдруг