"Вячеслав Пальман. Кратер Эршота." - читать интересную книгу автора

Все с нетерпением ждали продолжения дневника. Что же дальше? Где и как
погиб спутник Иванова молодой Сперанский? И о каких открытиях пишет Иванов
в своем дневнике?..
- Читайте, пожалуйста, Василий Михайлович, - попросил Борис.
Усков снова открыл тетрадь и медленно, боясь пропустить хоть одно слово,
начал читать дневник.
"...Мы взяли с собой все необходимое. Ранцы наши полны. Сухари, соль,
солонина, спички, несколько теплых вещей. У нас две пары хороших лыж,
подбитых шкурой нерпы, самодельные спальные мешки из мягкого оленьего
меха. И - самое важное - есть оружие. За поясом у каждого - по широкому и
длинному якутскому ножу. На двух у нас оказалось одно ружье, испытанная
старенькая тульская двустволка, выменянная нашими товарищами за несколько
шкурок выдры у того же Ведерникова. Под ремень за спиной заткнуто по
острому топору. Груз прилажен за плечами, толстые полушубки удобны и теплы.
Точность ради надо добавить, что ранец Владимира Ивановича оказался
намного тяжелее моего не только потому, что его владелец моложе меня почти
на 20 лет. В его мешке была, помимо уже перечисленных мною вещей, свежая
картошка, аккуратно завернутая в бумагу и мох. Сперанский не чета мне,
простому рабочему. Он биолог по образованию, имеет какое-то ученое звание,
кажется, доктора или даже профессора, и до ареста и ссылки работал на
кафедре в Петроградском университете. У нас в поселении Владимир Иванович
с успехом занимался земледелием. Ему мы обязаны здоровьем, он всех нас
излечил от цинги. Картофель - это его детище, выращенное им самим в
Крест-Альжане. Так вот, несколько картофелин он взял с собой, имея в виду
целебное свойство этого продукта.
Сырая картошка хорошо помогает от цинги, это я знаю по себе. Не могу
уверить, но мне кажется, что в ранце Володи были и еще кое-какие семена.
Все годы ссылки он возился с растениями и даже пытался создать или уже
создал свои сорта овощей и злаков... И, конечно, так просто расстаться с
ними он не мог.
Полные самых благородных стремлений скорее попасть в гущу революционных
событий, шли мы на юг, выбирая долины речек, пересекая сопки, посыпанные
уже первым снегом, и разыскивая путь в подмерзших тундровых болотах. Уже
давно известно, что мечта окрыляет. Может быть, поэтому нам и удалось
пройти так далеко в глубь диких, неизвестных гор.
Полярные горы...
Невысокие сопки, покрытые лесом и стлаником, по которым мы шли первые две
недели, постепенно сменились островерхими каменными горами, лишенными
всякой растительности. Скоро не стало дров. Мы теперь уже не имели
возможности погреться у костра, отдохнуть на постели из свежих хвойных
веток. Приходилось проводить ночи в своих спальных мешках у подножия
каких-нибудь каменных глыб, защищавших нас разве только от ветра.
Прижавшись друг к другу, мы засыпали. А после нескольких часов тяжелого
полусна поднимались и брели в предутренней темноте, чтобы только согреться
и унять дрожь прозябшего тела. Мы оба понимали, что так долго продолжаться
не может, и, сжав зубы, шли вперед напролом, все скорее и скорее. Ведь не
бесконечны же эти проклятые скалы, придет им, наконец, на смену желанная
тайга...
Но поднимаясь на очередной перевал, мы видели впереди себя все те же
голые, угрюмые горы, одна выше другой. Завывал среди камней злой ветер,