"Вячеслав Пальман. Кратер Эршота." - читать интересную книгу автора

ними в путь


Поисковая партия, с которой вышел Усков, состояла всего из шести человек.
Скажем сразу: не только Борис, но и Петя попал в их число.
Все вышло именно так, как он мечтал: дядя Вася пришел из треста в веселом
настроении и не успел войти, как уже прогудел его бас.
- Ну, Петушок, собирайся, едем!
Он тут же подарил племяннику прекрасное ружье - "ижевку" шестнадцатого
калибра. Если бы не было здесь насмешницы Веры, Петя, конечно, показал бы,
как он умеет ходить колесом. Но он сдержался, с достоинством принял
подарок и вышел во двор. И только здесь, прижимая ружье к груди, дал волю
своим чувствам.
Кроме известных читателю геолога Василия Михайловича Ускова, агронома
Александра Алексеевича Орочко, Бориса и Пети, был в экспедиции некий Лука
Лукич, по фамилии Хватай-Муха, приглашенный на должность завхоза и сам о
себе говоривший, что он и швец, и жнец, и на дуде игрец. Петя впервые
увидел его, когда грузили экспедиционную полуторку. Коренастый, весь как
будто литой, рыжеусый человек лет тридцати ловко забрасывал в кузов
трехпудовые ящики и мешки. Шея этого неутомимого товарища покраснела от
напряжения, со лба стекали струйки пота. Он работал жарко, ловко, весело
покрякивая. Окончив погрузку, он вздохнул, встал на ветерке, широко
расставив ноги, вытер подолом рубахи лицо и закурил. Глубоко затянувшись,
он деловито полез в кузов. Не успела машина проехать и пяти километров,
как Лука Лукич уже крепко спал, положив кудрявую русую голову на локоть.
Шестым участником экспедиции был проводник. Но он подсел в машину уже в
пути, далеко от города.
А уж Кава, конечно, прыгнула в кузов первой. Она прекрасно понимала, что
это за приготовления идут в доме и почему грузят полуторку. Не считая
нужным скрывать нетерпение, она только ждала минуты, когда погрузка будет
кончена, и сразу заняла свое место. Собака привыкла к поездкам на машине.
Не впервой...
И вот все уселись, задернули полог брезентового кузова и постучали по
кабине: трогай! Загудел стартер, чихнул мотор, и машина понеслась. Фигуры
провожающих становились все меньше, вот уже не видно голубой кофточки Веры
и белого платка в руке Варвары Петровны, мелькают дома, и город остается
позади. Из-под колес машины вынырнул мостик, сбоку проплыло серое здание
телеграфа, и через несколько минут перед водителем стала разматываться
бесконечная, вся в поворотах и подъемах каменистая лента таежного шоссе.
В машине молчали. Усков с минуту поворочался в полутьме кузова на мешках и
ящиках, подозвал к себе Каву и задумался. Орочко, уставший от сборов,
привалился к тюку и дремал. Борис шумно и часто вздыхал. Он тяжело
переживал разлуку. С кем? Догадаться было нетрудно. Все, о чем бы он
сейчас ни подумал - о парке с тенистыми деревьями, о светлой и широкой
бухте, об уютном домике Усковых, о далеком Томске, где остались друзья и
товарищи, - все почему-то обязательно связывалось с образом Верочки
Усковой. То он видит ее на волейбольной площадке парка, веселую и
подвижную... То она бежит по шуршащей гальке на берегу бухты, и волны
ласково тянутся к ее ногам... То, наконец, всплывают минуты прощания:
нежный взгляд, напускное веселье и долгое рукопожатие... Борис огорченно