"Леонид Панасенко. Место для журавля (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

утраты - огромной, невосполнимой! - пронзила ее, оглушила, заставила
сжаться на холодном поворотном кресле.


В один из выходных Алешина, когда он отправился на дачу, Дар решила
повидать "это чудовище - Меликова". Она знала, что вместе с бессмертием
потеряла после "отречения" и все свои необычные для людей способности. Но
она также знала, насколько выше ее мозг и психика, насколько тоньше их
устройство по сравнению с земными. Хоть что-нибудь она увидит. Эманация
зла обычно бывает ярко выраженной. Если постараться, то заглянуть в душу
проректора, о котором столько толкует муж, будет не так уж сложно. В конце
концов, Медиков - объективная преграда на пути Алешина. Даже по условиям
эксперимента ГИДЗа, прими она их, опекун обязан устранить преграду. Алешин
должен как можно скорее закончить монографию и опубликовать ее.
Она долго ходила возле института. Слева от здания, возле стоянки машин,
позвякивая, разворачивались трамваи. Пассажиры то набегали гурьбой, то
исчезали в вагонах, и на остановке вновь становилось пустынно.
Она сразу узнала черную "Волгу" Меликова. Хромированные подфарники,
красные чехлы сидений. Все, как говорил Геннадий.
Молниеносно и точно Дар определила ход последующих событий. Трамваи
выходят на круг через три-четыре минуты. Путь проректора к машине в любом
случае пересекает трамвайную колею. Во время разворота Меликов должен
стоять здесь - ни на сантиметр в сторону. Она заговорит с ним, затем
сделает вид, что обозналась, начнет шутить, незаметно увлечет и выведет
его в нужную точку. Задний вагон лишь краем заденет его голову. Но этого
окажется достаточно, чтобы "чудовище" месяца три-четыре провалялось в
больнице и вышло на волю с частичной амнезией. Для жизни такая потеря
памяти не помешает, а вот из института придется уйти...
Дар поежилась. Алешин купил ей теплую шубу, а вот сапожки по недомыслию
взял осенние. Крещенский мороз пробрался к ногам, и Дар постукивала ими.
Материальное тело теперь казалось ей нелепым и крайне не приспособленным к
жизни. Эти жилища, одежда, бесчисленные болезни и опасности... То ли дело
мчаться среди звезд в виде яростного сгустка систем силовых полей, быть и
неотъемлемой частицей Вселенной, и ее хозяином.
Высокая дверь института открылась, наверное, в сотый раз за последние
часы и выпустила Меликова на улицу. Дар шагнула ему навстречу.
"Опекун обязан устранить преграду..."
Она сосредоточилась и без труда заглянула в душу проректора. Там
оказалось крайне тоскливо и еще холодней, чем на улице. Мысли Меликова шли
бессвязно, толчками, натыкаясь одна на другую:
"...Боль вроде непостоянная, приходящая, но если лопнет сосуд, эта язва
меня доконает. На операцию не согласился. Каждый раз есть две опасности:
потерять много крови, а в случае операции... Да что об этом думать... Мы
предполагаем, а случай решает..."
"Цветы... Не забыть купить цветы. И конфеты. И спрятать дома вермут.
Если Лялька приведет своих "динозавров", они опустошат холодильник, везде
нагадят своими сигаретами - кучки пепла находишь потом даже в платяном
шкафу".
"Опять звонили из журнала. А я все тяну и тяну со статьей. Погружаюсь в
сотни нелепых и никому не нужных бумаг, дремлю на совещаниях и заседаниях.