"Леонид Панасенко. Итальянский пейзаж (Авт.сб. "Мастерская для Сикейроса")" - читать интересную книгу автора

простенке-закоулке между двумя залами - чтобы оба просматривались.
Впрочем, картины здоровенные да и сигнализация везде - чего их сторожить?
Муж, который несколько раз заходил к ней в галерею, называл это место на
украинский лад - "закапелок" и, смеясь, приговаривал: "Не знаю, как эти
рисуночки, но тебя точно не украдут - стул-то привинченный".
Лиза села, облегченно вздохнула. Сторожить нечего, но Лев Давыдович, их
директор, не любит, как он говорит, разгильдяйства. Потому и спешила -
теперь вот сердце колотится. Взгляд привычно скользнул по залам,
остановился на трех этюдах, которые висели напротив нее в простенке.
Средний - она запомнила - назывался "Итальянский пейзаж" и изображал
гондольера, чем-то похожего на кавказца. Такой же смуглый, худощавый, но,
по всему видно, не наглый, а просто молодой и веселый: улыбается,
направляя веслом легкую гондолу, напевает про себя...
Посетителей все еще не было.
Лиза достала газету, оглядевшись, расстегнула на кофточке несколько
пуговиц, стала обмахиваться, чтоб остудить разгоряченное тело.
И вдруг что-то произошло. Ей показалось: сонный воздух картинной
галереи вздрогнул, пахнуло сыростью реки, весло плеснуло и замерло, а
гондольер вдруг приблизился на расстояние нескольких шагов, вырос до
нормальных человеческих размеров и приобрел какую-то жуткую
вещественность. Лиза, обомлев, заметила даже светлую родинку на щеке у
парня, аккуратно подстриженные усы над четко очерченным ртом и смеющиеся
глаза. Тут он увидел ее и несказанно удивился.
- О, Мадонна! - воскликнул итальянец и ступил навстречу Лизе. Лодка
качнулась, и парень чуть было не свалился в воду.
Лиза поспешно запахнула кофточку. Щеки ее ожег румянец.
- Синьора, милая! - Слова гондольер произносил иностранные, однако она
каким-то образом понимала их. - О наконец-то вы заметили меня! Три года
долгих я любуюсь вами... Ваш взгляд сковал движения рук моих, и челн все
возвращается на место. Я не могу уплыть, не получив от вас хотя бы слово.
Меня сжигает неземная страсть.
- Я мужняя жена, - прошептала испуганно Лиза.
- Нет-нет, - перебил ее гондольер. - Святая вы, и с вас великий мастер
Мадонны лик запечатлел для мира. Вы ходите на рынок как кухарка, а вам
молитвы надо принимать. Ведь красота всегда посредник бога. Ваш жалкий муж
вас вовсе недостоин.
- Но Коленька хороший, - слабо возразила она. - Не пьет, не бьет,
заботится о сыне... еще год-два - и будут "Жигули"...
Лодка опять качнулась - плеснула волна.
- Синьора милая послушайте вы Джино. Проснитесь наконец!
- Но я не сплю.
- Не спит ваш ум и тело заставляет ходить, работать, быть частицей
малой машины жизни - вы лишь механизм. Ваш ум не спит, но сердце... не
вставало. Вы мужняя жена, но вы любви не знали! Признайтесь, что я прав.
- Быть может, я больна? - Лиза встала, приложила ко лбу ладонь. -
Мерещится такое, что стыдно рассказать подруге лучшей. В своем ли я уме?
- Вы вся в своем, - горячо прошептал Джино. - Вы светоч моих глаз, души
томленье. Уже три года я молюсь на вас. В конце концов меня накажет
церковь, ведь существо земное боготворю я больше всех святых. Велик мой
грех, но он душе так сладок. Вы этот грех, и вы - мое спасенье!