"Гиргорий Панченко. Спасти князя" - читать интересную книгу автора

корабль - булат, шелка, невольники... Ну, шелк у них не брали вовсе: не к
лицу он воинам, разве что сам я как-то, оттянув растерявшемуся купцу пояс
штанов,под дружный хохот кметей сыпанул туда горсть золота, цену шелкового
плата и тут же порвал надвое драгоценную ткань, обернул в нее ступни ног.
И, присев, чтобы надеть сапоги поверх обмоток, различил в невольничей
толпе лицо. А различив, задержал на нем взгляд. И все, ничего более.
Когда я под вечер пришел в оружейную, где ночевал с ближней дружиной, я
сперва удивился перемене - отгородили мое ложе занавесью из шкур. Только
одернув эту занавес, я увидел и понял. Увидел. Понял.
Ценный товар молодые рабыни, завозят их даже из самых дальних краев - из
земель ципьских, с берегов Черного моря... Настолько ценный, что им не
клеймят тела и даже не бесчестят дорогой - девы стоят больше.
Кто-то проследил за моим взглядом, прочел мысль, невысказанную мысль, в
которой я сам себе не признался. Швырнул ли проследивший торговцу
пригоршню монет, как я - или приставил к горлу острограное железо?
Это неважно. Важно то, что она ждала меня, сидя на ложе-скамье под
развешенным в ряд оружием. И из одежды на ней оставалась только цветная
лента в волосах...
Девочка это была, даже не девушка - вряд ли больше четырнадцати. Сейчас
она тоже по нашим меркам совершеннолетней не считается. А здесь в этом
возрасте уже можно иметь сына или вести счет убитых тобой людей на
десятки. Раньше вступают в жизнь. Раньше и выходят.
(По каким "нашим" меркам, дубина?! Забудь, забудь об этом, нечего
бередить!).
Ох и пожалел: наверно, проследивший-за-взглядом о своем поступке!.
Еле заметно, паутинным касанием, ее пальцы гладят длинный рубец - с такой
осторожностью, будто это все еще зияющая рана. Нет, в битве я не
поварачивался спиной, просто сверху, из крепостной бойницы низверглось
копье, глубоко вспоров мышцы вдоль хребта. И не выжить бы - но она знала
целебные травы и знала, как сшивать шелковиной живую плоть. "Точки жизни",
нажим на которые способствует лечению тоже были ей ведомы - кто научил,
когда успел? Не знаю, не говорили мы о прошлом, словно не было его. Словно
жизнь наша началась с той ночи. Ночи Одернутого Занавеса.
...Тогда я опустился на волчий мех рядом с ней, обнял за вздрогнувшие
плечи и до утра сидел, щекоча дыханием ухо, шептал слова, непонятные ей,
не запомнившиеся мне, но ласковые, успакаивающие. Вокруг разноголосо
храпели воины (спят или прислушиваются?) - и ничего у нас не было в ту
ночь. И в следующую ночь не было, хоть я и перебрался из оружейной в шатер
(зароптали дружиннички, один даже шутку скабрезную отпустил - но не
договорил ее, шутку, ибо нелегко шутить с челюстью разбитой...). Я мог уже
позволить себе такие штуки в хлодвиговом духе - мог, да не очень, не
безоговорочно. Поэтому назавтра, благо как раз штурм предстоял (ничего
себе - "благо"!), я весь бой был в первом ряду, первым же ступил на первую
осадную лестницу, своим примером одушевляя... Ну и нарвался - на копейщика
справного, рукастого.
(Интересно, настоящий князь, из Обьективности - с ним бы как? Он навряд ли
бы Звездочку внимания удостоил: иной стандарт красоты, не для десятого
века, тот дурень именно по этому поводу прохаживаться начал - начал и
подавился своими зубами... Впрочем, раз не взглянул - значит, и незачем
ему было так на рожон лезть, престиж свой подтверждая. Стало быть, не