"Гиргорий Панченко. Спасти князя" - читать интересную книгу автора

встретил его тот копейный бросок, не возникла нужда в искусном лекаре. Ну
да, все правильно. Бесполезное это дело - Время на ошибках ловить).
Жар был, липкая муть, по углам толклись живые тени - и вдруг все как-то
разом прекратилось. Я осторожно повернулся на бок - подживающая рана
тоненьким уколом напомнила о себе, но и только - и увидел перед собой ее
детское лицо, осунувшееся, с синевой под глазами. Она сразу заплакала,
легко и как-то освобожденно. Обеими руками я осторожно притянул ее к себе,
ощутил ее неловкие, непривычные обьятья - и никто не услышал ее вскрика...
(Лишь потом я понял, что обернись дело иначе, разделила бы она со мной не
ложе, а погребальный костер).
- Сядь, мой повелитель.
Струя прозрачной воды льется сверху.
Потом тончайшая льняная простынь холодит чистую кожу. И уже не в
воспоминаниях, а наяву она шагнула ко мне. Я принимаю в себя птичью
хрупкость ее тела - и вот я забыл о том, кто я и откуда, забыл о вплотную
подступившей гибели, да и вообще обо всем забыл...

* * *

Время, Время летит галопом, как газель от пардуса, бьется красной рыбой на
мелководье, сечет железным ливнем... Все было, есть и будет одновременно,
все идет насквозь - туман, фантом, но подлинна кровь и смерть - и жизнь
тоже подлинна. Есть у Времени резерв прочности, как-то выправляет оно само
возникающие мелкие ошибки (или кто их выправляет?) - но тем страшней и
неукоснительнее ложится его магистральный путь. Хронопласт, пласт земли
глинистой, что давит на крышку гроба... а в гробу лежит упырь с открытым
левым глазом и налитыми кровью губами, может он встать, вспаривая все эти
пласты над ним нависшие, если сердце у него не пробили осиной, тонким
осиновым копьецом. Не упырь- навий, навье - так зовут непокойных
покойников, мертвецов, лишенных погребения или тех, чья гибель была
необычна, нелегка была гибель.
Станет ли навьем человек, павший в бою? Не станет, это честная смерть. А
если над телом его надругались, если его мозг, как пища, вывален в пыль на
прокорм тонконогим степным собакам? Как, не поднимусь ли я, не начну ли
бродить среди живых, алча соленой красной водички из человеческих жил? Или
надлежит мне шататься по ночам, ужасая встречных снесенной до глаз
головой, в поисках своего черепного свода? И карать страшной смертью тех,
кто посмел отхлебнуть из него вина? Какая чушь, какая глупость лезет в
мысли...
Жаль. Очень жаль. Себя жаль, еще двоих-троих, делящих с собой Время и
Место. Но больше себя, больше них жалко знаний. Знаний!
(Да, даже так. Впрочем, я всегда это понимал, только осознать смог лишь
после наложения. Хоть чем-то оно на пользу пошло...
В конце-концов, жертвуем же мы своими жизнями в обмен на знания! Статочная
цена...)
... Когда все перемешалось в едином бурлящем котле - славяне, иранцы,
остготы, еще дюжина малоизвестных племен да полдюжины вовсе неизвестных,
образуя сложную, причудливую мозаику; когда можно встретить, например,
раскосого широкоскулого викинга, носящего славянское имя, говорящего на
тюркском языке и творящего молитвы Ахурамазде; когда названия одних