"Федор Панферов. Бруски (Книга 1) " - читать интересную книгу автора

тем покончу", - мелькнуло у Федунов а.
Взмахнул топором...
Человек, заметя блеск топора, кинулся в сторону, перебежав на другой
порядок улицы, скрылся в темноте.
Потом тьму разрезал пронзительный, перепуганный выкрик, и вновь
молчаливая тьма глянула в окно.

8

Пчелкин очнулся на заре. Он лежал в луже у двора Чухлява Егора
Степановича... В голове у него ныло, шумело, как после сильной попойки.
Упираясь руками в грязь, он поднялся сначала на колени, потом, разламываясь,
встал и заторопился в переулок - на зады. И дорогой припомнил: вчера поздно
вечером он вышел от Чухлява, распростился с Плакущевым и, перейдя Пьяный
мост, завернул на Бурдяшку. На Бурдяшке все уже спали, только в самом
начале, у разодранной ветлы, в избенке Васьки Шлёнки горел огонек. Пчелкин
подкрался к окну, заглянул. На полатях возился Шлёнка, внизу около коптилки
за столом сидела Лукерья, быстро вертела в глиняном блюде веретено, а по
другую сторону стола - секретарь сельского совета Манафа.
Шлёнка повернул голову и, как сыч глянув с полатей на Манафу,
заговорил:
- Что, опять завариха?
- Завариха, - ответил тоненьким голоском Манафа.
- Этак-то вот вас и след.
- А тебе легче от этого? Ему легче, а? - Манафа засмеялся, обращаясь к
Лукерье, явно ухаживая за ней.
Лукерья сконфуженно опустила лицо к веретену.
- Замучили, - буркнул Шлёнка. - Фабрику, слышь, из деревни... чтобы
всем хорошо... кисельны берега... да-а-а. Эх, бока-то как болят!
- Еще бы не болеть... день-деньской лежишь, - сказала Лукерья. - У
лошади вон под сараем на сажень навозу...
- Ну, чай, лошадь - скотина, не прогневается, - утвердительно заявил
Шлёнка. - А ты вот что, Манафа, какое жалованье огребаешь?
- Двенадцать целковых.
- Эка!.. Я, бывало, больше пропивал... А это день за письмом торчи - и
двенадцать.
Пчелкин оторвался от завалинки, шагнул к воротам из жердочек, глянул во
двор. Там кто-то дергал из плетня хворосток.
"Кому бы это быть?" - подумал он и тихо позвал:
- Эй! Кто?
Никто не отозвался. Тогда он нагнулся и напряженнее посмотрел во тьму.
"Человек? Крупен больно. Кому же быть-то?"
Еще ниже нагнулся - и на сером фоне неба разглядел лошадиную голову.
Голова, прикладываясь к плетню, вытаскивала тонкий хворосток и хрупала его
на зубах.
- А-а-а! - протянул Пчелкин и, не найдя затвора, перелез через
ворота. - Э, сидит! Вот чудо!
Лошадь, в самом деле, волочила за собой, точно перебитые, задние ноги.
Тогда Пчелкин торопливо взбежал на крыльцо, и дверь со скрежетом впустила
его в избу.