"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

проговорила Стеша. - Ну-ну! Червячок я?
"Не понимает или зазнается", - досадуя, подумал Кирилл и свернулся, как
свернулся, потухая, светлячок на груди Стеши.
- Действительно хватанул, - деланно засмеялся он и, круто повернувшись,
направился обратно на "Бруски". - Пора нам. Далеко зашли... Да и ждут меня!
- С Машей дальше заходили!
- Еще бы! Маша - птица вольная, а у тебя муженек, слыхал, прикатил.
Надо закон семьи блюсти, а то и за это судить будут. Теперь ведь каждый
постарается меня лягнуть: на колени упал.
- Не падал бы, - зло кинула Стеша.
Кирилл промолчал и крупным шагом - Стеша еле успевала за ним -
направился в парк, издали видя, как мигают электрические огни на "Брусках".

3

На сцену, за длинный отполированный стол, двое бережно вводили
престарелого человека. На нем болталась серая куртка с отвислыми, как пустое
вымя козы, грудными карманами. Заполненные карандашиками, записными
книжечками, карманы свисали почти до самого живота и делали человека еще
более тучным, дряблым и неповоротливым.
"Вот так рухляк", - подумал Кирилл, видя, как престарелый человек
опустился в кресло и тут же как будто задремал.
Один из сопровождавших престарелого человека подошел вразвалку к
трибуне, выпростал из чемоданчика кипы бумаг, куски рыжего торфа, воска,
баночки с темной жидкостью и начал пальцем крутить на чисто выбритом
подбородке так, словно там росла густая борода. Плечи у него были широкие,
придавленные, как у волжского грузчика, лоб скатом навис над глазами, отчего
глаза ушли вглубь и издали казались двумя темными ямками, и весь он -
широкогрудый, сутулый - вертелся на коротышках ногах, как утка.
"Этот и есть самый главный докладала", - решил Кирилл и, приваливаясь к
спинке стула, чуть было не вскрикнул: человек за трибуной прокашлялся, затем
быстро почесал сначала правую, потом левую щеку, будто соскребая с них
ошметки грязи, и проделал все это так же, как делал Богданов перед докладом.
- Что за оказия! - прошептал Кирилл, припоминая, что с Богдановым он
расстался три дня тому назад, выходя из здания Центрального Комитета партии.
Расстался с лохматым, волосатым, в черной широкополой шляпе, в синей,
потертой и, очевидно, никогда не стиранной куртке, а этот - брит, в сером
костюме и при галстуке - розовом, с зелеными крапинками. Богданов только
сегодня утром позвонил Кириллу, чтобы он явился на заседание вот сюда - в
Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. Позвонил, а сам куда-то
провалился. И Кирилл, непривычный к академической обстановке - она давила
его своей опрятностью, тишиной, - придя раньше всех, забился в темный угол,
наблюдая отсюда за каждым, кто входил в аудиторию. Чувствуя себя одиноким
среди этих лысых, лысеющих (он почему-то замечал только их), он больше часа
напряженно ждал Богданова, досадуя на него за опоздание, а теперь - на-ка
вот тебе! - за трибуной стоит человек и всеми своими движениями напоминает
Богданова.
- Товарищи! - начал человек, выставив вперед руки, ставя ладони на
ребра. - Товарищи! - Все смолкли, а человек поперхнулся. - Уважаемые
профессора, агрономы, общественные деятели, - поправился он, налегая на