"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

сгоряча своих и чужих лошадей, встав во весь свой маленький рост на козлах.
Широковцы же лезут, напирают, орут, свистят кнутами, матершинят. Вот
вынырнула подвода Маркела Быкова. У него к краю телеги привязана пестрая
корова. От крика, гама и от того, что ее прижали к наклеске, корова
взревела, шарахнулась, затем, как конь, вздыбилась, показывая желтое
невыдоенное, тугое вымя, перемахнула, стуча сухими ногами, через колесо
тарантаса и снова взревела, как на бойне.
- Маркел, Маркел! Корова-то, корова! - закричала из телеги баба.
Маркел вскочил - он спал - и, узнав Давыдку, загнусил с хрипотой:
- Чего, куда прешь? А ща коммунист-партеец!
- А тебе дороги нету? Тебе нету?! Развалился, как на печке. - И Давыдка
рванул лошадей.
- Эй-эй, чего стал! Базар вам? - на паре гнедых коней на Давыдку
налетел Илья Гурьянов. Он ухарски выставил из-под шапки клок волос, левой
рукой крепко прижал к себе румяную, с улыбающимся ртом Зинку. -
Сворачивай! - грозно приказал он, не узнав в сумерках Давыдки. - Сворачивай.
Не то...
Его телега разукрашенным задком зацепилась за крыло тарантаса. Тарантас
крякнул, скрипнул, но не сдался. Давыдка прихлестнул лошадей, и
разукрашенный задок шлепнулся в грязь.
" - Вот тебе и "не то"! - прикрикнул Давыдка.
- У-у, чертяки! - взвизгнула Зинка, и ее красивое, румяное лицо
посинело, постарело, губы затряслись.
Кирилл, чтобы не выдать себя, закрылся воротником плаща. Ему почему-то
стало стыдно за Зинку: "Законная моя жена была", - подумал он. А Давыдка уже
катил дальше. На него лезли, напирали, а он двигался напролом, создавая
затор; тогда мужики наперебой, точно на пожар, метнулись мимо, объезжая его,
опрокидывая слабых с мостовой в канаву.
- Это черт те что? - вырвалось у Богданова, и он захохотал. - Вот это
рвут: вершок уступить не хотят.
- Тебя это не злит? - спросил Кирилл.
- Нет. Ведь они ничего лучшего пока еще не знают. Помнишь, Сивашев
говорил: две души. Это все гонит вторая душа - собственники, мужики.
- А я вот там, - открывая свою хитрость, заговорил Кирилл, - когда
готовился к выступлению на секретариате, тоже хотел было сказать - во мне-де
мужик еще сидит...
- Что ж, это было бы неплохо... Оно так и есть, - согласился неожиданно
для Кирилла Богданов, не замечая, как он этим обидел Кирилла. - Я спрашиваю:
кто это там?
По дорожке рядом с мостовой шел Митька Спирин. Он гнулся под тяжестью
мешка. Рядом с ним - Елена, как всегда беременная. По выпуклостям на мешке
Кирилл определил - Митька несет на базар печеный хлеб. Вот Митька
остановился, вытер пот на лице, раздраженно оттолкнул от себя Елену и,
сорвавшись, закричал:
- Никита! Эй, никак Никита! Подсоби, друг ситный. Своя лошаденка
занемогла, а на базар охота.
Мимо промчался на сером, в яблоках, рысаке - на том самом, который
когда-то принадлежал Кириллу, - Никита Гурьянов. Крепко натягивая вожжи,
Никита делал вид, что ничего не слышит и не видит. Из окованной железом
телеги мелькнула голова Плакущева Ильи Максимовича. Седую большую бороду