"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автора

- Ну, это ты зря. Со зла это ты.
- Да ты сам-то помнишь, гуляли - кричал: "Все по ветру развею,
останусь, как трын-трава". Помнишь?
- Что-то не помнитца, - с позевотой ответил Никита.
- Гляди! - Маркел сел в телегу, подхлестнул лошадь и, стуком колес будя
ночную тишь, скрылся в темноте.
- Экое непутевое время, - пробормотал Никита и только тут заметил, что
в улице через каждые два-три двора в избах горит свет, а из ворот торопко
выскакивают какие-то люди, мчатся на лошадях мимо изб, мимо церкви в
неизвестном направлении. "Беда какая ни на есть, - спохватился он, взбираясь
на сарай, и на слух - ночь была темная - стал угадывать, куда катят
подводы. - Война, видно... опять война", - решил он и, схватив фонарь,
выбежал на улицу, зашагал вдоль по порядку, прислушиваясь к говору людей за
окнами изб.
- Ай, Никита Семеныч! Ты тож из своей норы вынырнул? Всех выгоним,
всех!
Никита шарахнулся, - из темноты на него наползло что-то похожее на
огромного паука.
- Хе-хе! Уробел? Все уробеете, чертяки проклятые... Ноги-то вот мне
золотые поставите, - на свет фонаря выполз Епиха Чанцев и погрозил
кулаком. - Собираются, нюхаются, сговариваются, а Епишка, дескать, без
ног... Нет, елозю вот и все-е на свете знаю. Хошь, на тебя донос сделаю?
Никита уже бежал к своему двору, а Епиха все кричал вдогонку:
- Башки вам пооткрутим на рукомойники. Силища наша идет, - и полз за
Никитой.
- Ты чего орешь? Тебе это велено делать? - Шлёнка схватил за плечо
Епиху и приподнял, как корягу. - Тебе на то доверие дано? Тебе дано - елозь
и слушай. А он! Дам вот по сопатке.
- Да ведь, Вася... сердце не выдержало: от меня, от Епишки безногого,
метнулся.
- Нишкни! Ползи вон туда.
И они разошлись. Шлёнка, сливаясь с избами, шел, крадучись, порядком на
Бурдяшку, а Епиха, выбрасывая вперед ноги, пополз ко двору Маркела Быкова, в
избе которого вспыхнул огонек.

4

- Не спится чего-то.
Никита чуть свет вскочил из-за стола и, гонимый неведомой тоской,
убежал на гумно.
Прислонясь к плетню, он долго стоял, поводя носом, как только что
вышедший из берлоги тощий медведь, затем осмотрелся, перепрыгнул через
плетень, стараясь не потревожить его, и, утопая по колено в грязи, зашагал
рубежом к лесным тропам. Шел он медленно, покачиваясь, будто нес на себе
непомерно тяжелую ношу, - не оглядываясь на село, боясь, что при повороте
его узнают, окликнут. Издали казалось, не Никита Гурьянов идет, а удирает из
клетки в лес зверь, осторожно щупая лапами землю.
Выйдя на опушку леса, он попал на тропу. Тропа была устлана ржавым
влажным листом осинника. Лист приставал к подошве, делал Никиту похожим на
рыжего мохноногого петуха. Но идти тут было легче: ноги не вязли, земля не