"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу автораразобиженный муж, он, смеясь добродушно и мягко, брал его в охапку, и муж
летел в реку следом за женой, а Кирилл кидался в толпу и вместе с мужиками, бабами, сплетаясь в живой клубок, тоже падал в воду; бурля, захлебываясь, орал: - Э-э-эх! Пей-гуляй: однова живем! - Пей-попивай - на стол подавай, - вторил ему Егор Куваев, шлепая длинными ладонями по тощим икрам, и не отставал от Кирилла, как не отстает в пути от хозяина дворняжка. А сегодня Кирилл сидит в избе у Никиты Гурьянова. Никита два дня ходил за ним, сманивал его к себе, упрашивал: "Барана зарезал... для тебя зарезал, Кирилл Сенафонтыч... Племяш, не нанеси смертельную обиду", - и теперь Кирилл у него первый гость, а изба набита зваными и незваными. Осоловелые люди сидят за столом, на кровати, иные вскочили на скамейки, и все вместе, тесно сбившись, пьют, горланят песни, стараясь перекричать друг друга, плачут, ругаются, пляшут, часто выволакивают Кирилла из-за стола, замыкают в тесный круг, и он, обняв нескольких баб, топает ногами, сотрясая стол с чашками, стаканами, блюдами, затем снова садится на табуретку и пьет - много, как лошадь. На гулянке не было Ильи Гурьянова и Зинки. Они, говорят, уехали по каким-то делам в Илим-город. Плакущев гуляет в соседних селах, гуляет не один, а с юродивым монахом, обещает сегодня к вечеру непременно прибыть в Широкий Буерак. Пускай. Жена же Ильи, Елька, стоит вместе с другими на лавке, поет, топчется, машет полинялым, грязным, еще никогда не стиранным, сохраненным от свадьбы платком и, не отрываясь, смотрит на Кирилла. "Вот заноза!" - Кирилл, не стесняясь, поманил ее рукой. смотрит на нее. Она бледнеет, трепетно дрожат у нее густые ресницы, на щеках появляются красные крапинки, точно от укола иголкой. Крапинки ширятся, ползут... и щеки Ельки запылали тревожным румянцем, а глаза будто еще больше ввалились, обтянулись синими ободками, глаза - серые и чистые. Да, да, это та самая Елька - разбитная, шустрая деваха. Сколько лет? Восемь. Восемь лет тому назад, приехав на побывку из Красной Армии, он встретил ее в Крапивном долу. Она не шла, она как-то игриво прыгала, спускаясь в низину, и так хорошо улыбнулась ему, что он, не отдавая себе отчета, быстро сгреб ее в охапку И отнес в кусты дикого малинника. Она тогда была первый год за Ильей. - Еленька, какая ты хорошая! Соскучился я по тебе, - шепнул он и, доставая из блюда помидор, нагнулся, ожидая - она промолчит, отвернется или, приличия ради, отвесит какую-нибудь грубую бабью шутку. - И я, - глубоко вздохнув, прошептала Елька. - Я, Кирилл Сенафонтыч, чуть было не ушла от Ильи: бьет он меня... За Зинкой утямился: у Зинки сундуки... - Ну-у? А ты иди со мной. Я вас всех люблю: вы ведь цветочки наши. - Я бы пошла... Тятя, тятенька, - она резко повернулась к Никите, заметив, что на них обратили внимание: - Тятенька, выпей с Кириллом Сенафонтычем. Никита, распоясанный, от жары пунцовый, то засучивая, то опуская рукава на правой руке, показывая вздутые жилы, точно собираясь на кого-то в кулачки, грохотал: - Сто целковых налогу на меня накатили. Сто! За што, про што? Отвечай |
|
|