"Федор Панферов. Бруски (Книга 3) " - читать интересную книгу авторанам, Кирилл Сенафонтыч. Мы тебя в люди произвели, а ты на "Бруски" убег.
Отвечай нам! А-а-а! Путь Ленина хорош, только дорожку к нему засорили. Митька вон Спирин засорил, коммунисты. Коммунист должен быть чист, как слеза младенца. А они? Я вот... вот руки. Кажи подметки своих сапог и мои ладони, - он вывертывал ладони цвета перегорелой кожи, впитавшие в себя вечную черноту, и не мог растопырить очерствелые пальцы. - Вот они, мои мученики. - А ты не работай, - щурясь, говорил Захар Катаев. - Не работай. Нонче, знаешь, есть такие хахали: ключи под советскую власть подберут и живут припеваючи. Вот и ты - подбери-ка. - А у нас раздор кругом: жить вместе не хотят. Вот отчего и дух у меня упал. Подохну скоро... - Никита закачался и, жалуясь, зашептал: - Режим у меня, говорят, крутой. А я всем говорю - советская власть не дозволит мое хозяйство нарушать: она укрупненным двором велит жить. Рядом же плясали, выли, топали ногами, лезли в окна, двери, набив до отказа заднюю избу; требовали водки, а у двора плакали бабы: там кто-то кого-то бил. - Делитесь? - спросил Кирилл. - Да. - Елька опустила глаза и снова подняла их на Никиту, злые, сверлящие. - Я вон пойду на дорогу и три года своими ногтями землянку рыть буду, чем с ним, рыжим чертом, век свой доканчивать. - Землянку? Все-таки свою! - И Кирилл погладил ее руку - шершавую, жесткую, и рука нырнула с коленки, повисла. - Почему меня активистом считают? - гремел Никита. - Почему? Я поседел... И власть не даст мое хозяйство нарушать. Я - культурник. Овес у картошку я достал "Всегда хо-хо-хо"... - Никита закашлялся, кадык у него выпятился, жилы на лбу вздулись, посинели. Хватаясь за грудь, не в силах откашляться, бледнея, он, как-то толчками оседая, опустился на лавку, и казалось: дунь на него - и он рассыплется, как одуванчик. - "Всегда хороший сорт" картошку ты достал, - подсказал Захар и добавил, не то издеваясь, не то советуя: - А ты отдай им все... Пра. Молодым отдай. - Глупый твой разговор, Хахар Вавилыч, - передохнув, заговорил Никита, легонько пряча водку за спину от жадных глаз гостей. - Тут еще больше изжоги будет: у меня совести не хватит обидеть кого. Вот ее спроси, сноху, - он показал на Ельку, - сроду пальцем не тронул, ни матершинным словом. - Не Хахар я, Никита Семеныч, а Захар, - перебил его Захар. - Звать-то ты меня забыл как?! И совет мой прими: отдай им все, а с них по червонцу в месяц, - и заживешь барином. А так подохнешь в одночась. Никита качнулся, передохнул - до его сознания, очевидно, дошло заманчивое предложение, но он, не показав виду, гремел свое: - Я активистом, культурником больше быть не буду. - А ты побудь: еще целковых триста слупят, - издеваясь, подкинул Захар. - Не буду, - обозлился Никита и весь ощетинился. - И в коммуну к вам не пойду. Режь меня - не пойду. Я все по ветру раздую, останусь, как трын-трава! Кирилл легонько потянул Ельку и, никем не замеченный, покачиваясь, вышел во двор. Ночь дрожала в прохладе. Кирилл, обняв под сараем столб, долго стоял, слушая доносящиеся до него слова Никиты Гурьянова, пьяный гам. |
|
|