"Федор Панферов. Бруски (Книга 4) " - читать интересную книгу автора

- Боюсь я иногда... Кирилл. Ведь я такая... с пузом.
- А-а-а. А знаешь ли? - И, путаясь, Кирилл стал подыскивать слова,
чтобы выразить то чувство, о котором он никогда никому не говорил. - Знаешь
ли, я ведь это... ну, как тебе сказать! Ну, мать люблю в женщине. Увижу
беременную, и хочется подойти к ней, приласкать ее и сказать слово такое:
"Носи, мол, носи: ты землю украшаешь". Вот, видишь, штука какая. - Он
передохнул и обнял Стешу. - А ты ведь не только мать, ты - материха моя. Во
какая! - Он широко развел руками и поднялся. - Я тебе об этом еще не
рассказал. В Италии я видел картину "Страшный суд". Ну, картина такая,
знаешь ли, и художника звать чудновато - Микеланджело. Умер он давно. Он
святых разных рисовал. Своих святых давал. Ты видела, как Христос нарисован
в церквах? Беленький, с тоненькими ручками, ножками... А тут, понимаешь ли,
сидит парень такой... плечи у него... ручищи... силач.
- Как ты?
- Угу. Грузчик. А неподалеку от него Ева. Вот это - мать! Мне прямо
показалось, род людской на земле действительно произошел от нее. А ведь в
священное-то писание я не верю.
- А она красивая, Ева, Кирилл?
- Не завидуй.
- А ты мой Христосище, - Стеша взяла его руку, поцеловала ладонь и
положила ее к себе на живот.
Живот раздавался в бока и казался самостоятельным, совсем не
принадлежащим обычному, подобранному и упругому, как гуттаперча, Стешиному
телу.
"Как изменилась она у меня вся... и какая она у меня хорошая!" -
подумал Кирилл, почему-то стыдясь сказать ей все это, и хотел было отойти от
нее, чтобы скрыть свою необузданную страсть, но Стеша снова поймала его
руку, снова положила ее к себе на живот и, вглядываясь куда-то во внутрь
себя, тихо проговорила:
- Слушай-ка, Кирилл.
Под ладонью появились выпуклости. Они то пропадали, то вздувались, и
Кирилл ясно ощутил, как кто-то живой толкается в ее животе.
- Да он же действует. Озорник! Давай-ка его сюда. Ну! Живо! - и крепко
обнял Стешу, приподнимая ее всю.
- Тихо. Тихо, слонушка, - Стеша закрыла глаза и, не выпуская руки
Кирилла, проговорила: - Ох, что это ты какой хороший у меня, Кирилл. Я
словно на жилу попала. Не понимаешь? Это я о тебе. Больше узнаю тебя и
крепче люблю... вот как крепко, что иной раз прямо страшно становится: вдруг
все это уйдет. Почему это, Кирилл?
- Вот тут уж я и не знаю. А ты валяй это хорошее загребай из меня
охапками, а я из тебя пригоршнями: у меня пригоршни больше твоей охапки, -
как всегда, чуть насмехаясь над ее нежностями, ответил Кирилл.
Но Стеша знала, так делает он потому, что ему хорошо, радостно и что
он, "такой верзила", всегда стесняется высказать ей свои чувства, и простила
ему его насмешку.


2

Раннее утро сбегало с гор.