"Алексей (Леонид) Пантелеев. Маринка (про войну)" - читать интересную книгу автора

Я попросил ее спеть. Она отвернулась и замотала головой.
- Ну, если не хочешь петь, может быть спляшешь?
Нет, и плясать не хочет.
- Ну пожалуйста, - сказал я. - Ну чего ты боишься?
- Я не боюсь, я стесняюсь, - сказала она, посмотрев на бабушку. И так
же, не глядя на меня, храбро добавила: - Я ничего не боюсь. Я только
немцев боюсь.
Я стал выяснять, с чего же это она вдруг боится немцев. Оказалось, что
о немцах она имеет очень смутное представление. Немцы для нее в то время
были еще чем-то вроде трубочистов или волков, которые рыщут в лесу и
обижают маленьких и наивных красных шапочек.
То, что происходит вокруг - грохот канонады за стеной, внезапный отъезд
отца, исчезновение шоколада и "булочек за сорок", даже самое пребывание
ночью в чужой квартире, - все это в то время еще очень плохо связывалось в
ее сознании с понятием "немец". И страх был не настоящий, а тот, знакомый
каждому из нас, детский страх, который вызывают в ребенке сказочные
чудовища- всякие бабы-яги, вурдалаки и бармалеи...
Я, помню, спросил у Маринки, чго бы она стала делать, если бы в комнату
вдруг вошел немец.
- Я бы его - стулом, - сказала она.
- А если стул сломается?
- Тогда я его зонтиком. А если зонтик сломается, я его лампой. А если
лампа разобьется, я его калошей...
Она перечислила, кажется, все вещи, которые попались ей на глаза. Это
была увлекательная словесная игра, в которой немцу уделялась очень
скромная и пассивная роль - мишени.
Было это в августе или в сентябре 1941 года.


Потом обстоятельства нас разлучили, и следующая наша встреча с Марийкой
произошла уже в январе нового, 1942 года.
Много перемен произошло за это время. Давно уже перестали собираться в
моей квартире ночные гости. Да и казенные, общественные убежища тоже к
этому времени опустели. Город уже давно превратился в передозуго линию
фронта, смерть стала здесь явлением обычным и привычным, и все меньше
находилось охотников прятаться от нее под сводами кочегарок и подвалов.
Полярная ночь и полярная стужа стоят в ленинградских квартирах. Сквозь
заколоченные фанерой окна не проникал дневной свет, но ветер и мороз
оказались ловчее, они всегда находили для себя лазейки: на подонниках
лежал снег, он не таял даже в те часы, когда в комнате удавалось затопить
"буржуйку".
Маринка уже два месяца лежала в постели.
Убогая фитюлька нещадно котила, я не сразу разглядел где что.
Сгорбленная старушка, в которой я с трудом узнал Маринкину бабушку,
трясущимися руками схватила меня за руку, заплакала, потащила меня в угол,
где на огромной кровати, под грудой одеял и одежды, теплилась маленькая
Маринкина жизнь.
- Мариночку ты посмотри, кто пришел к нам. Деточка, ты открой глазки,
посмотри...
Маринка открыла глаза, узнала меня, хотела улыбнуться, но не вышло, не