"Тихон Антонович Пантюшенко. Главный врач " - читать интересную книгу автора

там ему отшибло, не знаю. Директор сказал: аллюром туда и обратно. В
больницу, значит. Я за баранку и в Мишевичи. Правильно?
- Правильно, Миша. Все правильно. Помоги-ка перенести его в приемный
покой.
Водитель улыбнулся, повел плечом. Подковырнула-таки его Наташка.
Поймала на том, будь оно неладно, словечке.
- Только сбегай, пожалуйста, за носилками. Может, у Антона и вправду
что-нибудь отбито. И возьми кого-нибудь в помощь.
У двери приемного покоя, куда перенесли Антона, сразу собралось с
десяток любопытных из числа ходячих больных. Все уже знали, кого, откуда и в
каком состоянии привезли. "Але ж и наклюкався. Аж сюды тхне", - шептались в
коридоре. - "И як ён залез на тыя рыштаванни?" - "Чалавек з пьяных вачэй
куды хочаш залезе. Ён, нибы той лунацик". - "И што дзивна: высока, а ён, як
кацяня, скацився, и хоць бы што".
Антон и впрямь отделался одними ушибами. Зато опьянение оказалось
тяжелым. Глаза красные, как у кролика-альбиноса. Нос синюшный. Лицо
мертвенно-бледное.
Во время студенческой практики Наталья не раз видела людей с
алкогольным отравлением. У Антона - не так. Вид какой-то отрешенный, молчит,
смотрит в потолок, и лишь изредка пройдет по лицу гримаса боли. Наталья
время от времени посматривает на него и все больше тревожится. Лучше бы уж
стонал, ругался. Бывало такое. Дежурный врач послушает-послушает да и
спросит: "А тройную растудытную можешь?" И не обижался, когда в ответ
услышит: "Тебе бы, коновал, смешочков с мешочек. А что человеку больно,
этого не понять". - "Как не понять? Практикантки и те понимают. Видишь, как
у них уши горят". Кажется, если бы Антон сейчас тудыкнул, Наталья только
обрадовалась бы. Но он молчит, даже слова не обронит. С чего начинать?
Главное ясно: множественные ушибы и сильное отравление. Наталья знает, чем
иногда кончается это самое отравление.
- Кислород!
Медсестра поднесла Антону кислородную подушку. Немного подышал, и
синева сразу стала меньше. Да и бледность вроде бы уже не такая.
Все сделала Наталья. Промыла желудок, ввела в вену лекарства. Как быть
дальше: оставаться в больнице или сходить домой? От того, будет она при
больном или нет, ровным счетом ничего не изменится. Решила: раз с Антоном
все в порядке, можно отлучиться.
Знать бы ей, чем все это обернется. А обернулось хуже некуда.
Ночь. Луна на ущербе. Она то появится, то вновь уйдет за облака.
Временами кажется, что не облака плывут, а месяц в них ныряет. Возле койки
Антона на стуле сидит медсестра Екатерина Мирославовна Чепик. Лицо у нее
сонное, веки тяжелые, нос круглый, как будто прилепленный. Медсестре нет еще
и сорока, кажется, ей уже все в жизни надоело. Она смотрит на Антона
отсутствующим взглядом и время от времени клюет носом.
- Ты, мать, чего на меня так смотришь? - спрашивает ее немного
пришедший в себя Антон.
- Лежи уж, коли набрался, - отвечает ему медсестра.
- Не за твои же деньги. Вот и спрашиваю: почему не имеешь ко мне
уважения? Почему ты своей тупой рожей меня презираешь?
- Тебе б сейчас не в больнице лежать, а в вытрезвиловке. Вот идет
главврач, я ей так и скажу. - Екатерина Мирославовна поднялась и,