"И.Д.Папанин. Лед и пламень " - читать интересную книгу автора

Приехали в Севастополь вербовщики из Ревеля (прежнее название Таллина),
с судостроительного завода французского акционерного общества "Беккер и Ко".
Брали они не первого встречного, требовалось сначала "сдать пробу" -
показать, на что ты способен, подходишь ли. Кажется, никогда я прежде так не
старался. Измеряли сделанное не баллами, а дневной зарплатой. Когда услышал
результат, не поверил: 2 рубля 25 копеек. Двухдневный заработок.
2 рубля 25 копеек в два раза больше рубля десяти - арифметика тут
простая. Конечно, мне хотелось зарабатывать больше. Но, пожалуй, главным
обстоятельством, толкнувшим меня в Ревель, была жажда самостоятельности,
стремление увидеть новые города, земли. Восемнадцать лет прожил я в
Севастополе. Даже в Ялту, Гурзуф, Симферополь не ездил, хотя были они рядом.
Да и, думалось, профессиональный потолок подымется. Останавливала мысль о
матери: как же я ее брошу, я ведь уже стал ее опорой! Но когда я рассказал
все маме, она только спросила тихонько:
- Когда тебя, сын, собирать в дорогу?
С этого момента я почувствовал себя и дома, и на работе, и вообще в
Севастополе гостем. Обходил Корабельную сторону, Графскую пристань,
набережную - неужели, думал, не буду видеть всего этого? И все-таки мысль
остаться не приходила мне в голову. Это, очевидно, у меня от природы:
решился на что-то - отрезаны напрочь все пути к отступлению. Окажись в
Ревеле во сто крат хуже, чем в Севастополе, домой бы я не вернулся: гордость
не пустила бы.
Я собрал корзину с поклажей, зашил с внутренней стороны нижней рубахи
деньги на первые дни жизни в Ревеле, присел, как положено, перед дорогой - и
в путь.
Ехали мы с Васей Пречистенко конечно же в общем вагоне. Перед первой в
жизни дальней дорогой меня стращали и мама, и бывалые люди:
- Ваня, рот не разевай, столько везде жулья. Смотри в оба. Я и смотрел.
Даже в туалет и то с корзинкой отправлялся, пока сосед, веселый мужик с
ярко-рыжей бородой, не обронил язвительно, постучав по корзинке:
- Много добра-то здесь прячешь?
Тут уж я осмелел, на стоянках за кипятком отваживался бегать. Скорость
у паровоза была не ахти какая, стояли чуть не у каждого светофора. Долго
ехали. Степь оставила меня равнодушным. Смешанный лес тоже большого
впечатления не произвел, зато березовый ошеломил, я от окна не мог
оторваться. До меня дошло, почему это в песнях красавиц сравнивают
непременно с березкой.
Разговоры в вагоне велись самые для меня неожиданные. Откровенные
настолько, что я поначалу пугался. Говорилось все прямо, без оглядки, что
было для меня непривычно. Заметив, что время от времени я озираюсь по
сторонам, тот же рыжий сосед бросил мне:
- Не пугайся, брат. Пролетариату, нам то есть, нечего терять, кроме
своих цепей.
Непонятная фраза эта запомнилась, я долго размышлял: какие цепи? На
беглого каторжника он похож не был. Словно угадав мои мысли, сосед добавил:
- Скоро разберешься, и какие такие цепи, и как их рвать. Сам рвать
будешь. Потом придет она, мать порядка.
Надо же было такому случиться: лет семь спустя я случайно встретил
именно его - моего рыжего попутчика - в отряде анархистов. К тому времени я
уже разобрался, "в каком идти, в каком сражаться стане". Анархистов же не