"Еремей Парнов. Атлас Гурагона " - читать интересную книгу автора

пока не был подписан мирный договор, по которому бассейн Мургаба
окончательно отделил Герат от Самарканда.
Принц Абд-ал-Лятиф возвратился к отцу и получил от него правление над
всей областью Балха.
Но это был непрочный мир. Весной 826 года хиджры, что соответствует
1448 году последователей распятого Исы, произошла решающая битва в Тарнабе
между войсками Ала-ад-дауля и Улугбека, в которой Ала-ад-дауля был полностью
разбит. Улугбек занял Герат и посадил амиром сына Лятифа, которому целиком
был обязан победой.
На краткий миг ветер мира повеял над Мавераннахром.
Казалось, ядро Тимуровой державы теперь восстановлено. Улугбек вновь
спокойно правит Мавераннахром, к которому тяготеют и Балх и Фергана, а
любимый сын его воцарился, наконец, в Хорасане, столица которого Герат
столько раз становилась источником смут.
Но, пришпорив босыми пятками облезлого ишака, трусит ко дворцу
гератского правителя худой, оборванный калантар. Тело его почернело под
солнцем пустыни, вековая пыль Азии въелась в кожу, и время избороздило ее
глубокими морщинами. Но сумрачно поблескивают из-под остроконечного колпака
глаза калантара, черные угли его зрачков, слоновая кость желтых его белков.

Глава третья

Эй, муфтий, погляди... Мы умней и дельнее, чем
ты. Как с утра мы ни пьяны, мы все же трезвее, чем ты.
Кровь лозы виноградной мы пьем, ты же кровь своих
ближних, Сам суди - кто из нас кровожадней и злее, чем
ты.
Омар Хайям


Гневно покусывая ногти, лежал на ковре мирза Абд-ал-Лятиф. Из
опрокинутого узкогорлого, индийской чеканки кувшина медленно вытекала
липкая, густая струя гулаба. Чудесные деревья в цвету, павлины и газели
делались от нее темными и тяжелыми. Словно ночь вытекала из медного горла.
Мирза недовольно скривился. Резче обозначились на сумрачном лице его
монгольские скулы, унаследованные еще от далеких Тимуровых бабок. Тоска и
бессильный гнев днем и ночью точили сердце победоносного воина. Любя,
подобно отцу, науку и ее самоотверженных ревнителей, он сам наблюдал за
светилами, долгие часы проводил над историческими свитками и диванами
поэтов. Но все обрыдло Лятифу: и поэзия, и астрономия, в которой так
преуспел Улугбек, его кровный отец, соперник и оскорбитель. Хорасанский
поход, отделивший навеки Герат от Тимурова Самарканда, лег границей вражды
между отцом и сыном, чьи пути дотоле всегда пролегали лишь рядом: на
звездной башне, на мушаире, где состязались поэты, на ратном поле и в тугаях
в часы веселой охоты на цапель - всюду стремя к стремени, локоть к локтю.
Принц хлопнул в ладоши, и в комнату неслышно проскользнул его верный
катиб - секретарь, писец и наперсник - Саманбай.
- Шахматы! - сказал мирза, брезгливо прикрыв лужу шитой золотом
шелковой подушкой.
Катиб достал из кораллового ларца костяные фигуры фарсидской работы и